Ага! На этом снимке он не очень хорошо виден, но все же, кажется, на месте. Взгляните сами...
Мегрэ также посмотрел на физиономию Келлера через лупу.
- Я хорошо помню об этой ранке потому, что он пострадал тогда из-за меня. Было очень жарко, и вдоль пшеничного поля росло множество маков.
Мне очень хотелось нарвать букетик. Но попасть туда мешала колючая проволока. Помнится, мне тогда было всего восемь лет. Отец взял и раздвинул её, чтобы я могла пробраться к макам. Причем нижнюю струну он придерживал ступней и чуть склонился вперед... Странно, но я преотлично вижу эту сцену, хотя о многом другом позабыла... Нога отца, наверное, соскользнула и проволока с железными колючками внезапно распрямилась, стегнула его по лицу.
Мать очень беспокоилась, как бы не оказался задет глаз. Обильно текла кровь. Пришлось спешно добираться до ближайшей фермы, чтобы промыть там глаз и наложить повязку.
А шрам так и остался.
Рассказывая эту историю, она продолжала с беспокойством рассматривать Мегрэ, и могло даже создаться впечатление, что мадам Русселе как бы оттягивала момент, когда тот изложит ей причину и цель своего визита.
- С ним что-нибудь случилось?
- В эту ночь его ранили и опять в голову, но врачи не считают, что его жизнь в опасности.
- Это произошло в Париже?
- Да. На берегу Сены. Тот или те, кто на него напали, швырнули его затем в воду.
Он не сводил с неё глаз, подстерегая реакцию на сообщение, но она и не пыталась как-то укрыться от его пристального внимания.
- Вам известно, как жил в последнее время ваш отец?
- Не совсем.
- Что вы хотите этим сказать?
- Когда он нас покинул...
- Вам было тринадцать лет, это вы уже говорили. А помните, как это произошло?
- Нет. Просто однажды утром его дома не оказалось, а когда я удивилась этому, маман сказала, что он уехал в длительное путешествие.
- Когда вы узнали, где он находится?
- Спустя несколько месяцев она сообщила мне, что он где-то в Африке, в джунглях, лечит негров.
- Это соответствовало действительности?
- Полагаю, да. Впрочем, позднее люди, встречавшие отца там, рассказывали о нем. Жил он в Габоне, на медпункте в сотнях километров от Либревилля.
- Как долго он там пробыл?
- Во всяком случае несколько лет. Некоторые люди в Мюлузе его почитали чуть ли не как святого. Но другие...
Он ждал. Она пребывала в нерешительности.
- Ну, они называли его сумасбродом, полусумасшедшим...
- А ваша мать?
- Думаю, она смирилась с этим раз и навсегда.
- Сколько ей сейчас лет?
- Пятьдесят четыре. Нет, пятьдесят пять. Теперь-то я знаю, что он оставил ей письмо - она никогда мне его не показывала, - в котором писал, что, вероятно, не вернется и выражал готовность сделать все необходимое, чтобы облегчить ей расторжение брака.
- И она развелась с ним?
- Нет. Маман стойкая католичка.
- Ваш муж в курсе этих событий?
- Разумеется. Мы от него ничего не скрывали.
- Вы не знали, что отец вернулся в Париж?
Она быстро сморгнула и чуть не солгала - Мегрэ был уверен в этом.
- Да и нет. Собственными глазами я его не видела с тех пор. И полной уверенности в том, что он вернулся, ни у меня, ни у маман не было. Тем не менее один знакомый из Мюлуза как-то рассказал ей, что случайно встретил на бульваре Сен-Мишель человека-сандвича, до странности похожего на моего отца. То был её давний друг. Кажется, он добавил, что когда окликнул этого человека по имени: "Франсуа", тот вздрогнул, но затем сделал вид, что не узнал его.
- Ни вашей матери, ни вам лично не пришла в голову мысль обратиться в полицию?
- Зачем? Он сам избрал себе такой путь. Видно, он не был создан, чтобы жить с нами вместе.
- Вы сами не спрашивали себя, что с ним все же могло случиться?
- Мы с мужем не раз говорили на эту тему.
- А с вашей матерью?
- Ей я, естественно, задавала вопросы как до, так и после свадьбы.
- И какова её точка зрения?
- Ее трудно выразить вот так, сразу и в нескольких фразах. Она жалеет его. Я тоже. Хотя порой и задаюсь вопросом, а не более ли он счастлив в том положении, в котором находится сейчас...
Она добавила чуть тише и с некоторым смущением:
- Есть люди, которые не могут приноровиться к той жизни, что мы ведем. Затем маман...
Она поднялась, явно нервничая, подошла к окну, на мгновение выглянула наружу, а потом вновь повернулась лицом к комиссару.
- Я не должна плохо о ней отзываться. У неё тоже есть своя точка зрения на жизнь. Думаю, как и у каждого. Назвать её по характеру властной женщиной, пожалуй, будет чрезмерным, но то, что она хочет, чтобы все вертелось по её желанию, это неоспоримо.
- Вы ладили с матерью после отъезда отца?
- Более или менее. Все же я была счастливы, когда вышла замуж и...
- И избавились от её авторитарности?
- В известной мере...
Она улыбнулась.
- Это не так уж и нетипично, и многие девушки находятся в таком же положении. Маман любит выходить в свет, принимать гостей, встречаться с видными людьми. В Мюлузе именно у неё собирались все те, кто что-либо действительно значил в городе.
- Даже когда она ещё жила с вашим отцом?
- Да, последние два года.
- Почему именно они?
И тут Мегрэ припомнил продолжительный разговор своей супруги с сестрой, и ему стало несколько неловко узнавать тут несколько более, чем смогла это сделать она.
- А все потому, что маман получила наследство от тетушки. До этого мы жили довольно умеренно, в скромном домике. И он даже не был в роскошном квартале города, а клиентуру отца составляли в основном рабочие. Никто такого богатства и не ожидал. Потом мы сразу же переехали. Маман купила особняк возле собора, и она отнюдь не возражала, что над порталом теперь красовался резной герб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36