Оно догоняет тебя, подкрадывается исподтишка и наносит удар в спину.
Можно, конечно, пытаться спрятаться, убежать, но всю жизнь не побегаешь. В конце концов, это просто скучно и глупо. Гораздо проще остановиться и подождать своего преследователя. Возможно, удастся от него отбиться. А если нет, то хотя бы встретить лицом. В этом есть что-то достойное. И когда дела кажутся совсем безнадежными, то стоит вести себя хотя бы достойно, чтобы после не жалеть. Я свято верю, что там, за порогом, кто-то есть. Я не всегда согласна с Ним, и по многим вопросам у нас серьезные расхождения. Но в конечном итоге не только я буду спрашивать с Него, но и Он с меня. Говорят даже, что у Него преимущество.
Это и неудивительно. У Него самое высокое служебное положение изо всех известных.

Совершенно зря пытается Павел натолкнуть меня на мысль о том, что не все так просто. Я это знаю гораздо лучше, чем он может себе вообразить. И в какой-то момент у меня даже возникло искушение сложить чемоданы и постараться исчезнуть из этого города. Помотаться по стране – тьфу ты, прошу прощения – странам бывшего СНГ. А потом осесть где-нибудь и начать новую жизнь. Жить тихо, не высовываться, завести приличного недалекого мужа, троих детей и маленькую собаку (не люблю маленьких собак!) с авитаминозом. И чтобы муж регулярно не получал скромную инженерскую зарплату, дети орали и не слушались, а собака чесалась и линяла. Ко всему тому – нацепить еще на нос очки без диоптрий и сделать прическу дулькой. Ноги, правда, искривить не удастся. Зато вполне возможно носить простые колготы, чтобы постоянно сползали и пузырились на коленках, сутулиться и редко улыбаться. И тогда меня точно никто не узнает.
Одно из двух: или все равно узнают и достанут, или я повешусь, не выдержав этой «спокойной» жизни.
Хрен редьки не слаще.
До дивана я все-таки доползла, что свидетельствует о моей невероятной выносливости. А то, как я об этом рассказываю, говорит еще и о душераздирающей, редкой, можно сказать, скромности. Ничего не скажешь, я отношусь к себе со вполне понятной симпатией, – простите меня, если можете, за эту маленькую слабость. Одним словом, не буду я убегать и прятаться. Бесполезное и хлопотливое это дело. Кроме того, я не собираюсь изменять себе. И единственного раза вполне хватит на всю оставшуюся жизнь. А сколько ее осталось, меня волнует, но не так, чтобы слишком. Потому что хоть я и успела сделать не все, что намеревалась, но и не так мало, как кажется. И каждый новый день жизни представляется мне весьма щедрым подарком.
Вы скажете: безрассудство. Эта девочка не нюхала пороху, вот и хорохорится. Когда ей наступят на хвост, она-то поймет, но будет уже поздно.
Но вы окажетесь не правы. Никогда в жизни не рассуждала я настолько здраво и не представляла себе последствий более четко. Желая отвлечься от грустных мыслей, принялась думать о мужчине своей мечты. И тут же запуталась – потому что их, как ни крути, двое. И очень трудно выбрать кого-то одного. Да и нужно ли?
Когда-то давно моя мудрая бабушка твердила: «Женщина, как кошка. Жить может с любым. Так что ищи не того, с кем будет хорошо жить, а того, без кого будет плохо умирать».
Даже если представить, что я уже собралась умирать, то почему-то все равно у своего смертного одра желаю видеть обоих сразу: и шикарного и загадочного Владимира Ильича, и открытого, добродушного Игоря Разумовского.

* * *

– Я предупреждал, – прошелестел старый Шу, смешно задирая голову, чтобы увидеть глаза любимого ученика, – я говорил, что великое Дао оставит тебя, когда женщина поселится в твоем глупом сердце.
Володька хотел брякнуть что-то вроде конкретного адреса, куда преспокойно могло отправляться великое Дао оптом и в розницу, но осекся, ужаснувшись подобному кощунству. Неужели и вправду не ошибался тацудзин? Неужели все, чему отданы долгие годы жизни и упорнейшего, изматывающего труда, он предаст сейчас ради женщины? И если окажется, что она не стоит того, – каким же пустым и бессмысленным станет его дальнейшее существование. Впрочем, это только минута слабости. Он набрал полную грудь воздуха и выдохнул:
– Она должна жить. Все остальное сейчас не имеет значения.
Старик внезапно повеселел:
– Такая целеустремленность радует меня. В конце концов, великое Дао – во всем. Кто сказал, что оно не может стать женщиной? Говори, чем я могу помочь тебе.
Абессинов бессильно опустился на пол и привалился спиной к стене.
– Прежде всего придется свернуть дело. Перевести в наличные максимальную сумму – сколько сможешь. Остальное останется. У меня, Шу, нет времени аккуратно выяснить, кто хочет убить мою женщину. Придется рисковать. И я почти уверен, что меня очень быстро вычислят. В запасе есть всего несколько дней, и за эти дни ты должен собраться. Меньше всего я хочу, чтобы ты пострадал из-за меня и моего смятения чувств. Ты слишком дорогой мне человек.
– Я буду готов.
– Посади кого-нибудь в мою машину, пусть поездит по городу. И пусть не просто катается, а изображает осмысленные действия. И обязательно побывает вот по этому адресу. – Володя пробормотал несколько цифр и название улицы. – Постоит недалеко от дома, затем подъедет к фирме. Правильно пускай ездит, дабы доставить удовольствие тому, кто будет внимательно следить за его действиями.
– Не учи старого филина ловить мышей.
– И если ты дашь мудрый совет, как спасти ее…
– Пока не буду знать, в чем дело, мой совет не будет мудрым.
– Верно, учитель. Ну, благослови меня. – И Володя Абессинов склонился перед старым китайцем.
– Ступай, мальчик, – прошептал тот.

* * *

– О чем, о чем они говорили?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77