У них отняли последнюю свободу. Свободу общения, которой обладали даже узники концлагерей.Слабо пискнул электромагнитный засов. Оба вздрогнули.— Идёмте, док.Полынов кивнул Крис. Та еле сдерживала слезы.Грегори провёл психолога в конец длинного бетонированного коридора. У поворота они остановились перед дверью под номером одиннадцать.— Мне поручено проинструктировать вас, док, — сказал охранник. — Здесь ваше помещение. Дверь сюда открывается при слове “аптека”, запомните. Особо ценные лекарства, — Грегори выразительно посмотрел, — в сейфе. Запор настроен на ваш голос, на слово “сезам”, ясно? Дверь вашей камеры отпирает фраза “добрый вечер”…— Значит, я могу выходить из тюрьмы?— Разрешено. Обед с 13.00 до 13.30 в помещении под номером семь. Завтрак там же в…— Тоже паролем открывается?— Нет. В положенное время войдёте беспрепятственно. А сейчас к вам придёт…Грегори покрутил пальцем возле лба.Не успел Полынов как следует осмотреть своё хозяйство, как послышались шаркающие шаги и порог больницы переступил хмурый, тощий мужчина в мятом лабораторном халате, из нагрудного кармана которого торчала отвёртка-тестер. В открывшемся просвете двери Полынов заметил удаляющуюся фигуру Грегори. Охранник громко напевал:Далёкий свет, далёкий свет, далёкий светГорящих селИ звёзд.Залей вином, залей вином, залей виномГорящий светДалёких селИ звёзд.Вошедший сосредоточенно посмотрел на Полынова, мрачно сказал “так”, но остался стоять, поблёскивая стёклами очков. Глаза умницы, полуприкрытые веками, бесцеремонно изучали психолога. На щеках незнакомца темнела траурная щетина, его засаленный галстук и несвежая сорочка были под стать всему облику.— Так, — ещё раз мрачно произнёс он. — Эриберт, электрик. Главный! Так меня зовут. Ни одна сволочь меня тут не понимает, а вы?— Садитесь, — сказал Полынов. — На что жалуетесь?Эриберт загадочно усмехнулся.— Бессонница, моя бессонница… Одна таблетка — не сплю, думаю. Две таблетки — не сплю, мучаюсь. Три таблетки… Так и до могилы недалеко, верно? Никто моей болезни понять не может, никто…— Успокойтесь, я попробую понять. Вы ещё будете спать сном младенца.— Да? Разве тут уснёшь сном младенца? — У больного саркастически скривились губы.Он сел, как садятся усталые люди, сгорбившись. Его глаза за стёклами очков теперь не мигали, и это делало взгляд неприятным.— Расскажите все по порядку, — попросил Полынов, подкатывая диагностирующий аппарат.— Нечего рассказывать, нечего. Был, жил умный глупец. Нанялся, прилетел. Бессонница. Вскоре. Некому лечить. Услышал о вас, вот пришёл. Надеюсь, не веря.Его монотонный голос тем не менее был полон выразительности, и Полынов жадно прислушивался к интонациям: опыт психолога подсказывал, что сидящий перед ним больной не прост и его болезнь — тоже.— Раньше в космосе были?— Нет.— Давно бессонница?— Три месяца скоро, а будет — вечность. На зеленую травку бы…— К прежнему доктору обращались?— Нет. Боялся. Хотел сам справиться.— Сами виноваты, что запустили.— Конечно, сам. Верил, надеялся… Крах.Полынов укрепил на висках и запястьях его рук датчики, покрутил настройку. Результат его весьма заинтересовал.— О земле думаете? — мягко спросил он.— Земля…Уголки губ Эриберта поползли вниз, лицо приняло мечтательное выражение.— Земля… На земле — травка… Испортят.— Нет, — твёрдо сказал Полынов.— Вы думаете? — Эриберт оживился. — Вы обещаете? Последние дни мне совсем плохо, некоторые думают, что я схожу с ума… Но я нет, я нормальный, верно? Только бессонница…— Только бессонница, — как эхо отозвался Полынов. — Не бойтесь, психика у вас почти в порядке. У вас редкое заболевание. Но работать вы можете.— Я и так работаю. Специалисты тут незаменимы. Вы мне поможете?— Конечно. Для этого я здесь и оказался.— Спасибо. Лечить-то, лечить как будете?— Я же сказал: случай необычный. Не все сразу. Пока я пропишу вам лекарство. Завтра снова покажитесь, мне нужно знать, как оно подействовало.— Хочу верить… — больной впервые посмотрел на Полынова с надеждой.— Надо верить, — жёстко сказал Полынов. — Иначе я не гарантирую, что вы увидите травку.— Травка… Зелёная травка… Я хочу, хочу… Оживление прошло, Эриберт меланхолично тянул своё.Было похоже, что он бредит.— Отставить! — Полынов встал. — Больной должен помогать врачу, а не только врач больному. Возьмите себя в руки.Эриберт тоже встал.— Не кричите. Я возьму себя в руки. Мне очень плохо. На вас вся надежда. Если только она есть.— Есть, не сомневайтесь.Но сам Полынов ещё не был уверен в этом…Он занялся осмотром хозяйства. Выбор лекарств был огромен, аппаратура тоже была отменная. Это его обнадёжило. В ящике стола он нашёл магнитозапись своего предшественника, прослушал её. Все пустяки: болели на базе редко. Одна ножевая рана при драке, вывих челюсти А это что? “Острое отравление дисунолом”… — услышал он диагноз.Дисунол. Дисунол… Он не слышал, чтобы в космосе применяли вещество с таким названием.Полынов кинулся к справочнику врача. Любопытно. В справочнике о нем ни слова. Но между страницами заложен листок, в нем перечислялись симптомы отравления дисунолом, меры лечения. Типичная шпаргалка. Нет ли тут где-нибудь химического справочника? Нет.А все-таки это название что-то напоминает. Что-то знакомое. Какой-то хорошо известный специальный термин.Ну конечно, дисан.Дисан!Полынов сел, постарался унять сердцебиение. Полно, он сходит с ума. Кому нужен здесь дисан? Чушь. Скорей всего виновато сходство слов, а производят здесь вовсе не дисан. И вообще, откуда он взял, что дисунол — продукт промежуточной реакции получения дисана?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27