Веры во что-нибудь. Перспективы. Вот наша позитивная программа.— Вера в бога?— Да, но в бога современного, космического. Вы верно выделили главное. Вера — вот цемент нашей программы. Чем больше изучаешь человека, тем лучше видишь, что вера для него все равно, что дыхание. Не так уж важно во что: отрицание веры тоже становится верой. Религия была отличной штукой, но она устарела. Любой дурак сейчас может сказать: “бога нет” — вот чем она плоха. А у нас бог будет, реальный, зримый, творящий хлеб, спокойствие, безопасность, перспективу.— Уж не вы ли?— О нет. Конечно, пример Гитлера и ему подобных показывает, что человеку занять место бога в наш просвещённый век не так уж трудно. Но у такого бога есть наряду с достоинствами серьёзные недостатки. Во-первых, у него есть национальность, а это обстоятельство раздражает другие народы. Во-вторых, он смертен, что и вовсе плохо. В-третьих, такой бог не нов, у людей есть кое-какой опыт, и с этим надо считаться. Наш бог будет лишён всех недостатков. Ибо это — космический бог!Уперев руки в стол, Гюисманс наклонился к Полынову.— Вы не понимаете? Вижу, что нет. Это-то и замечательно. Я не ошибся. На вас можно проверять реакцию того ничтожного меньшинства, которое по логике вещей окажет нам наибольшее сопротивление. Так вы не поняли? Отлично. Наш бог — это космические пришельцы!“Да он рехнулся”, — мелькнула у Полынова спасительная мысль.— Ага! — торжествующе вскричал Гюисманс. — Вы настолько потрясены, что думаете, уж не сошёл ли я с ума. Нисколько. Это только вы, коммунисты, поёте “ни бог, ни царь и не герой”, а люди в глубине души мечтали и мечтают о сильной личности, которая думала бы за них, направляла их, уберегала от необходимости решать самим. Это так! А уж как зовётся этот символ — бог, фюрер, космический пришелец, — да не все ли равно!— Вы думаете, мир поверит такой наивной выдумке? — усмехнулся Полынов. — Умных людей немало. И даже обывателя, мещанина, на которого вы делаете ставку, трудно раскачать.— Вы плохо изучали общественную психологию. Психологию масс! (“Увы, — подумал Полынов, — я её совсем не изучал”.) Назовите мне реальность, которая бы так полно и долго владела людьми, как легенда об Иисусе Христе, Магомете, Будде. Назовите, и я отрекусь от космического бога!— Отрекайтесь, Гюисманс! Ненависть к угнетателям — раз, стремление к свободе — два, искания правды — три… Хватит? Вот реальности, властвовавшие над людьми задолго до появления ваших легенд! Или вам напомнить о нескончаемой цепи восстаний, революций, которые смели рабство, смели феодалов и сметут с лица земли королей угля, стали, нефти, расистов, фанатиков, фашистов… Не потому ли вы так спешите, что петух пропел и вам надо проваливаться в небытие? Не спасли костры, не спасли диктаторы, не спасла ложь, не спасла глупость обывателя… Космический бог? Нет, космическая авантюра, последняя, надеюсь, попытка изменить ход истории. Не выйдет. Ставка на шантаж, дикость, испуг перед трудностями века — старо, старо, старо!Гюисманс взвился. Видимо, он хотел всего лишь грозно шагнуть к Полынову, но он не учёл слабой силы тяжести. И, как воздушный шарик, воспарил к потолку.Полынов едва удержался от смеха. Тонконогий кандидат в диктаторы испуганно барахтался над столом, пытаясь ускорить падение. Крыльями птицы бились полы чёрного пиджака.Наконец Гюисманс утвердился в кресле. Он тяжело дышал.— Не понимаю, — сказал он, избегая взгляда психолога, — как вы упустили такую возможность разделаться со мной…— Не в вас дело, — брезгливо бросил Полынов. — Дело в тех, кто стоит за вами.— Так вы ошиблись. — К Гюисмансу возвращалось самообладание. Он вытащил новую конфету и сжевал её, косясь на Полынова. — Но оставим это, мы слишком горячимся. Я ждал вашей критики, она мне нужна, чтобы лишний раз проверить все звенья замысла. Кройте дальше. Только без общих слов, пожалуйста. Здесь нет толп рабочих, мы одни. Впрочем, толпа рабочих — это бараны. Всякая толпа — толпа баранов, я изучал. Но ближе к существу. Пока вы привели самое общее возражение, и, черт побери, вы правы. Да, быть может, это последняя ставка. Как видите, я откровенен. Но вы не учли одной малости. Власть мифов все ещё сильна, куда сильней власти, как вы любите называть, эксплуататоров. Мне не нужно, чтобы космический миф господствовал столетия. Хватит нескольких лет. Ещё в незапамятные времена некий философ Хань Фэй — мир его праху! — написал учёный трактат, в котором доказывал, что человек в руках высшей власти все равно, что кусок дерева в руках ремесленника. А вскоре император Цинь-ши-хуанди принял этот тезис на вооружение. И кстати, ему удалось остановить прогресс. Тёмное прошлое, да? Гитлеру не потребовалось столетий для внедрения принципа Хань Фэя в сознание миллионов. А что было у Гитлера? Газеты, кино, микрофоны, гестапо, концлагеря. Кустарщина! В наше время мы располагаем менее грубым и, главное, несравненно более действенным набором. Электронная слежка, детекторы лжи, звуковые пушки, для которых не существует стен, психотропные вещества, операции памяти для несговорчивых, управление психикой с помощью электромагнитных волн, наконец. Представляете, какие это открывает возможности? Правительство одной страны уже ставило кое-какие опыты с комплексом всех этих средств. Независимо от нас, между прочим. Результаты потрясающие. И никакого шума в мире! Так-то. Пройдёт год, от силы два, и люди всей Земли будут у нас вот где!Гюисманс медленно свёл пальцы.— А люди, — продолжал Гюисманс, — дадут нам такую возможность. Я ведь не расшифровал ещё один наш принцип — принцип Перспективы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27