Элиза грациозно передёрнула плечами.
– Однако «Ядро и картечь» в Дюнкерке…
– И что?
– Как ты попал туда из Парижа? У тебя не было приключений, бешеных скачек, поединков…
– Может, и были. Не помню.
– А что с раной?
– Мне удалось заручиться помощью целой команды голодных червей – они не дали ей загноиться. Заросло, как на собаке.
– Разве можно забыть целую неделю пути?
– У меня теперь так голова работает. Как в пьесе, где зрителям показывают самые яркие моменты, а всё скучное якобы происходит за сценой. Я вылетаю с Королевской площади… занавес, антракт. Занавес поднимается: я в Дюнкерке, в лучшей комнате «Ядра и картечи», у мистера Фута, рядом Евгений, а на полу вокруг разбросаны его меха и янтарь.
– Так он своего рода коммерсант? – спросила Элиза.
– Не надо снобизма, девонька.
– Я просто пытаюсь понять, откуда он взялся в этой пьесе.
– Понятия не имею: он ни на каком языке не говорит. Я спустился и задал несколько вопросов мистеру Футу, владельцу гостиницы, человеку весьма выдающемуся, бывшему приватиру.
– Ты говорил мне, говорил мне, говорил мне о мистере Футе.
– Он сказал, что неделю-две назад Евгений вошёл на баркасе в бухточку, где стоит «Ядро и картечь».
– То есть подошел на баркасе с какого-то корабля, стоящего на якоре в Дюнкерке?
– Нет, все как я говорю: просто появился из-за горизонта. Догрёб до берега и рухнул на пороге ближайшего дома, который оказалась старушка-гостиница. В лучшие времена мистер Фут, вероятно, выбросил бы бедолагу, как дохлую рыбину, но нынче с постояльцами негусто, выбирать не приходится. Кроме того, выяснилось, что баркас доверху наполнен арктическими сокровищами. Мистер Фут перенёс их наверх, потом закатил самого Евгения в грузовую сеть и лебёдкой втащил и окно, рассчитывая, что тот, проснувшись, расскажет, где водится такое добро.
– Что ж, деловая стратегия мистера Фута вполне ясна.
– Вот снова ты. Если дашь мне закончить, то не станешь судить мистера Фута так строго. Ценою многочасового каторжного труда он предал земле останки…
– Что?! Ты не говорил ни о каких останках.
– Забыл упомянуть, что в баркасе с Евгением были товарищи, павшие жертвой стихий…
– …или Евгения.
– Мне тоже так подумалось. Но затем, поскольку Господь дал мне больше мозгов и меньше желчи, чем некоторым, я сообразил, что в таком случае раскольник просто выбросил бы их за борт, особенно когда они начали вонять. Мистер Фут – рассказываю это для того лишь, дабы очистить Евгения от подозрений, – сообщил, что некоторые трупы до костей обклевали чайки.
– Или обгрыз голодный Евгений. – Элиза поднесла чашку к губам, чтобы скрыть торжествующую улыбку и взглянуть на русского, который прохаживался, попыхивая грубой трубкой и остря зубья гарпуна карманным оселком.
– Решительно невозможно представить моего друга-раскольника в хорошем свете – хотя на самом деле у него золотое сердце, – пока ты, вся такая из себя чистенькая недотрога, смотришь на его грубую внешнюю оболочку. Так что пошли дальше, – сказал Джек. – Следом появляюсь я, весь обвешанный французскими побрякушкам, и не многим живее русского. Мистер Фут забирает к себе и меня. И наконец, некий французский дворянин предлагает купить у него «Ядро и картечь», чем доказывает, что Бог троицу любит.
– Вот теперь ты меня изумляешь, – промолвила Элиза. – Как эти события связаны между собой?
– Ну, как раз когда мы с Евгением без сил – но с несметными сокровищами – доползли до гостиницы, мистер Фут оказался на мели – здесь я выражаюсь фигурально…
– Да, у тебя всегда при этом бывает такой самодовольный вид.
– Дюнкерк стал совсем не тот после того, как король Луи купил его у короля Чака. Теперь это большая военно-морская база. Все английские и неанглийские приватиры, которые жили, пили, играли и блядовали в «Ядре и картечи», пошли на службу к мсье Жану Бару или отплыли на Ямайку, в Порт-Рояль. И всё-таки у мистера Фута оставалось кое-что ценное: сама гостиница. План начал обретать форму в его голове, подобно театральному призраку, возникающему из клубов дыма.
– Мрачное предчувствие начинает обретать форму в моей груди.
– В Париже у меня было видение – довольно сложное, – в котором много пели и танцевали, а жуткое и непотребное мешалось в равных долях.
– Зная тебя, Джек, от твоих видений я не ожидаю ничего иного.
– Не буду утомлять тебя подробностями, негодными для ушей столь благовоспитанной дамы. Довольно сказать, что под впечатлением от небесных знаков, а также прочих предзнаменований, как го: Три Сходных События в «Ядре и картечи», я решил оставить бродяжничество и вместе с Евгением и мистером Футом заняться коммерцией.
Элиза поникла, как будто что-то в ней сломалось.
– Почему, – сказал Джек, – когда я предлагаю взять меня за чакру, ты и бровью не ведёшь, а когда я произношу слово «коммерция», ты вся подбираешься, словно добродетельная девица, которой похотливый хозяин сделал неприличное предложение?
– Пустяки. Продолжай, – отвечала Элиза бесцветным голосом.
Однако у Джека сдали нервы. Он отклонился от основной темы.
– Я надеялся, что Боб окажется в городе – он обычно путешествует вместе с Черчиллем. Мистер Фут сказал, что он действительно недавно заходил и спрашивал про меня. Однако, когда герцог Монмутский неожиданно для всех инкогнито прибыл в Дюнкерк, чтобы встретиться с некоторыми недовольными англичанами, а после спешно отправился в Брюссель, один из офицеров Черчилля отрядил Боба, хорошо знающего эти края, проследить за Монмутом и узнать, что он затевает.
При упоминании герцога Монмутского Элиза снова поглядела Джеку в лицо, из чего тот заключил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98