Когда лик луны заслоняло случайное облачко, тени становились блеклыми, а ландшафт - тусклым, и казалось, что сейчас не вечер, а глубокая ночь. Облако же на фоне луны было словно охвачено огнем и сверкало, и казалось, что внутри него бушует нечто великое, может быть даже океан. И, приглядевшись, можно было увидеть огромные волны, перекатывающиеся и падающие вниз. Но затем за какую-то секунду огонь тускнел и пропадал совсем, и уже нельзя было сказать наверняка, было ли это грозовое облако, или в нем не было ни капли влаги, или же в нем не было вообще ничего.
Все расположились вокруг костров, жуя овощи из бочонка и сыр и доедая остатки хлеба. Время от времени кто-нибудь подкидывал в костер сучья. Сквайр Меркл заснул с час назад, а остальные вели тихие и неторопливые разговоры. Дули тоже участвовал в беседе, рассказывая разные истории про своего дедушку, большинство из которых коротышки принимали за чистую монету и оценивали очень высоко. Буфо, раздуваясь от гордости, рассказал, что повстречал старика несколько лет тому назад, когда ехал на рынок к побережью. Старик Эскаргот, как называл его Буфо, в обмен на его лошадь дал ему глаз кита и, все время поглядывая через плечо, вскочил на лошадь и поскакал вниз по реке, в сторону леса, поднимая за собой клубы темной пыли.
- Странный он, этот твой дедушка, - сказал Буфо. - Я больше никогда не видел его, хотя у него были какие-то дела со Сквайром, и не так давно. Это было связано с пригоршней изумрудов размером со стеклянные шарики. Сквайр, кажется, без ума от них. Его подвалы все доверху набиты этими шарами.
Разговоры текли то в одном, то в другом направлении, то прекращались. Затем опять кто-нибудь находил тему, и все принимались лениво болтать. Но чем дальше, тем дольше в промежутках длились паузы, и все говорили тише и тише, словно разговаривать громко было неприлично, а может, и небезопасно.
Когда луна поднялась уже высоко и Джонатан подумал, что наступила глубокая ночь, где-то далеко, в верхнем течении, он услышал какой-то грохот. Это был низкий, мрачный звук, и Джонатан вдруг испытал глубокое чувство одиночества, даже несмотря на то, что сейчас он был в компании своих друзей. Он протянул руку и похлопал по спине старину Ахава, который, свернувшись калачиком, лежал рядом, такой теплый, как согретое солнцем яблоко. Секунду назад Джонатан подумал о том, а что же могло издать такой звук, но до того, как этот грохот раздался вновь, Ахав навострил уши; он вскочил на ноги и зарычал в темноту.
- Это всего лишь где-то гремит гром, малыш, - сказал Джонатан, внутренне надеясь, что на самом деле это не так. Новые штормы не принесут никому из них ничего хорошего. Однако странную реакцию Ахава можно было объяснить только после того, как в дополнение к первому послышался другой шум. Порыв ветра донес приглушенное эхо ударов в медный гонг и гогочущий смех гоблинов с той стороны, где находился Лес Гоблинов. И Джонатан увидел огни их факелов, горящие на далеких холмах, многими милями выше вверх по течению, в направлении городка Твомбли.
Вокруг путешественников и коротышек, сидящих возле костров, в пляске колыхались жуткие тени, отбрасываемые деревьями, и иногда они казались гоблинами или сгорбленными троллями, в ярости воздевающими над ними свои руки. Джонатан был рад, что Дули, уснувшего следом за Сквайром, не разбудило ворчание Ахава. Ветка сидел с настороженным видом, широко раскрыв глаза, и пальцем указывал в сторону дуба с толстым стволом, стоящего на небольшом возвышении за лагерем. Среди искривленных сучьев, колыхающихся на ветру, мерцал фонарь, вставленный в тыкву, в которой были сделаны прорези в виде глаз и рта. "Глаза" блестели неверным, таинственным светом, а "рот" был раскрыт в усмешке. Никто из сидящих не пошевелился и не произнес ни слова, пока это было там. Когда же оно мигнуло и исчезло, раздалось громкое "уфф" - просто все одновременно вздохнули. Профессор Вурцл, который, к счастью, был любознателен и достаточно разумен, чтобы рассматривать такое жуткое видение с научной точки зрения, сказал просто:
- Можете ли вы представить себе что-то подобное? - И, когда, очевидно, никто не смог этого сделать, добавил: - Кто-то сыграл с нами маленькую шутку. Я был бы не прочь подняться вот на тот холмик и сам разыграть его.
- Кто бы это ни был, по-моему, лучше его не трогать, - предостерег Джонатан. - Пусть он немножко повеселится. Мерцающие огоньки не такие уж и маленькие. Давайте лучше останемся тут и дождемся рассвета.
- Правильно, - кивнул Буфо. - Это хорошая идея - ночевать на открытом месте. Никто, если у него есть хоть капля разума, не станет бродить в такую ночь по лесу.
Профессора эти слова не убедили.
- Все это мне очень знакомо. Это напоминает стихи, которые читала обезьяна из Малого Беддлингтона. У ее хозяина, гнома, была большая шляпа и повязка на одном глазу, а вторым глазом он смотрел очень хитро. Обезьяна прочитала бы "Стенания безумца" так же хорошо, как это сделали бы вы или я, если, конечно, здесь не использовалось чревовещания. Обезьяна читала и другое стихотворение - вы знаете, о какой обезьяне идет речь, Джонатан, но я не помню точно, о чем оно. Что-то насчет огней на дереве и большого куска сыра.
- Кажется, я знаю, - сказал Буфо. - Хотя, конечно, странно, что эти стихи имели какое-то отношение к обезьяне. Если я не ошибаюсь, то это "Песня имения Илдора", написанная Ламом Увальнем. Послушайте, то ли я имею в виду:
Бутылка, закрытая пробкой,
Бутылка, закрытая пробкой,
В ней нет ничего, лишь осадок.
Глаза огонька сверкают
И пляшут в ночи на ветру.
И гоблины зажигают
Свои огни, и они
В темном лесу мерцают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120