О, конечно нет! Совесть напоминала ему об этом каждый час его жизни, и никакая слава, никакие удовольствия не могли заглушить ее страшного голоса. Как верно представил Пушкин это безотрадное состояние сердца несчастного царя! В одном месте трагедии его, о которой мы уже упоминали, он говорит так:

Достиг я высшей власти;
Шестой уж год я царствую спокойно.
Но счастья нет моей душе…

И потом, исчислив все горести, какие переносил он на престоле, восклицает:

Ах! чувствую: ничто не может нас
Среди мирских печалей успокоить;
Ничто, ничто… едина разве совесть.
Так, здравая, она восторжествует
Над злобою, над темной клеветою -
Но если в ней единое пятно,
Единое, случайно завелося,
Тогда - беда! как язвой моровой
Душа сгорит, нальется сердце ядом,
Как молотком, стучит в ушах упрек,
И все тошнит, и голова кружится,
И мальчики кровавые в глазах…
И рад бежать, да некуда… ужасно!
Да, жалок тот, в ком совесть нечиста.

Мучительно такое состояние души для всякого человека, еще мучительнее оно было для царя. Каждую минуту Борис боялся, чтобы кто-нибудь не прочел на лице его страшную тайну, и для того старался видеть как можно менее людей, перестал показываться народу запросто, но всегда с такою пышностью, которая никого не допускала подходить к нему близко; часто давал для народа обеды, для вельмож - пиры, и такие богатые, каких русские не видали ни при одном из прежних государей. Все это бедный царь делал для того, чтобы развеять тайную грусть свою, чтобы хоть ненадолго рассеять мрачное беспокойство души своей. Праздники Годунова были так великолепны и так хорошо показывали нравы и обычаи его времени, что мне хочется дать некоторое понятие о них моим маленьким читателям. Мы выберем для того случай самый любопытный - приезд в Москву жениха царевны Ксении, датского принца Иоанна.
Современники с удивлением говорили о красоте дочери Годунова. Она так восхищала предков наших, что в истории есть даже описание ее наружности. Послушайте, как один из писателей говорит о ней: «Царевна Ксения, отроковица чюднаго домышления, зельною красотою лепа, бела и лицем румяна, очи имея черны, велики, светлостию блистаяся: когда же в жалости слезы от очию испущаше, тогда наипаче светлостию зельною блисташе, телом изобильна, млечною белостию облиянна, возрастом ни высока, ни низка; власы имея черные велики, аки трубы по плечам лежашу; во истину во всех женах благочиннейша и писанию книжному искусна: гласы воспеваемые любляше и песни духовныя любезне слышати любляше».
Надеюсь, из этого описания вы поймете, что прекрасная царевна была роста среднего, телом полна и стройна, имела млечную белизну, волосы черные, лежавшие локонами по плечам, лицо свежее и румяное, глаза большие, черные, которые делались еще прелестнее, когда в них блистали слезы жалости, что она из всех женщин была самой скромной, пленяла всех не одной красотой, но и умом образованным, любила читать книги и петь сладкие песни духовные. Для такой доброй, умной и прелестной дочери нетрудно было царю русскому найти жениха. Датский принц согласился оставить ради нее отечество.
10 августа 1602 года жених приехал на адмиральском корабле к устью реки Наровы, где начиналась граница русская. При громе пушек он ступил на нее, и присланные навстречу ему бояре Салтыков и Власьев ввели его в богатый шатер и поднесли в подарок от имени царя восемьдесят самых дорогих соболей. В продолжение пути до Москвы знаменитый гость почти каждый день получал новые дары от будущего тестя: царь беспрестанно посылал ему то шапки, низанные жемчугом, то пояса и кушаки драгоценные, то золотые цепи, то сабли с бирюзой и яхонтами. Для спокойствия герцога приказано было везти его тихо, так что, редко делая более 30 верст в день, он не прежде 19 сентября въехал в Москву.
В этот день Москва представляла приятную и веселую картину. Надобно сказать вам, милые читатели, что русская столица была в это время гораздо красивее, нежели прежде. Царь Борис любил украшать ее новыми зданиями и беспрестанно что-нибудь строил в Кремле. И теперь еще существует в Москве огромный памятник его царствования - колокольня Ивана Великого, оконченная в 1600 году. Дома боярские строились также гораздо лучше, нежели прежде: они были уже все из соснового леса, в два или три этажа, с большими крыльцами, с дощатыми свислыми кровлями, а на дворах были летние спальни и каменные кладовые. Улицы были вымощены деревом, но, уж конечно, маленькие читатели мои догадаются, что эта мостовая вовсе не походила на тот чудесный паркет, который так красиво стелется у нас по Невскому проспекту. Нет! Тогдашняя мостовая московская была сделана просто из досок; предки наши были рады и тому: по крайней мере, теперь им можно было не бояться грязи. Но возвратимся к встрече важного гостя Москвы - герцога датского.
Чиновники военные и гражданские и купечество поехали встретить герцога за несколько верст от города, в поле. Он ласково выслушал речь бояр, сел на лошадь и тихо ехал посреди них, потом еще тише по городу, как будто для того, чтобы дать полюбоваться собою народу: Иоанн был красавец. Во всех церквах звонили колокола, и всех громче раздавался звон кремлевского, который употреблялся только в важных случаях. В этот день герцог еще не представлялся Борису, а поехал прямо в назначенный для него дом. Сюда прислали ему царский обед. Как вы думаете, друзья мои, сколько кушаний принесли к нему? Не менее ста, и все на золотых блюдах с такими же крышками.
Кажется, трудно придумать столько разных блюд, но хлебосольные предки наши, любя сытно покушать, не затруднялись в этом случае:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154