Ц Ну да, Ц радостно кивнул Макмерфи, Ц я об этом и говорю. Обжорство, как
известно, ни к чему хорошему не приводит. В итоге они разрушили собственн
ую структуру. В России сейчас нет реальной силы, способной противостоять
криминалу. Заказные убийства, взрывы жилых домов, дикий разгул экстреми
зма. Кто за этим стоит? Чеченцы? Олигархи? Воровские авторитеты? МВД? ФСБ? Кр
иминальные сообщества? Ц Макмерфи сердито помотал головой. Ц Вот что я
тебе скажу, Эндрю. В конечном счете не важно, кто за этим стоит. Важно, что ос
тановить это некому. И я не удивлюсь, если завтра в утренних новостях услы
шу, что взорвали Кремль!
Билли, конечно, был пьян. Но Григорьев все равно на него разозлился. Его то
же слегка повело от кьянти, воображение разыгралось, он вдруг ясно предс
тавил кошмарную картину Ц взрыв Кремля. И неожиданно для самого себя вы
палил:
Ц А я не удивлюсь, если завтра кто-нибудь взорвет Пентагон и Манхэттен!
В ответ Макмерфи весело рассмеялся.
Этот разговор происходил вечером девятого сентября. Одиннадцатого сен
тября, почти одновременно, четыре пассажирских самолета врезались в неб
оскребы на Манхэттене и в Пентагон. Погибло более семи тысяч человек.
У Билли Макмерфи случился инфаркт. Через неделю Григорьев навестил свое
го шефа в госпитале ЦРУ. Бледный, отечный, постаревший Билли, едва увидев А
ндрея Евгеньевича на пороге палаты, приподнялся на подушках и с хриплым
пафосом произнес:
Ц Я тебя ненавижу, Эндрю! Я тебя когда-нибудь убью!
«Может, он меня отправил сюда, во Франкфурт, потому что всерьез решил убит
ь?» Ц кисло пошутил про себя Григорьев, заполняя гостиничный бланку сто
йки портье.

* * *

Василиса уже не пыталась позвать на помощь. Звук мотора таял и вскоре сов
сем исчез. Катер проплыл мимо, вокруг опять ни души. Ни одного живого движе
ния и звука. Только упрямое потрескивание вспыхивающей древесины, дрожь
языков пламени и черное ядовитое дыхание дыма. Сил хватило на то, чтобы пр
иподнять голову, глотнуть воздуха и перевернуться на спину. Надо было вс
тать и идти, но так хотелось полежать еще немного, не двигаясь. Если закрыт
ь глаза, можно представить, что лежишь не в злом горящем лесу, а дома, в свое
й комнате, на лохматом мягком коврике.
«Я посплю капельку, Ц сказала себе Василиса, как говорила совсем недавн
о, когда ночами готовилась к экзаменам, Ц я только на минуту закрою глаза
, а потом встану, и вперед».
Дома, ночами, каждый раз получалось, что спала она долго и ничего не успева
ла. Не помогали ни кофе, ни чай. От холодного душа знобило, несмотря на жару.
Она садилась за стол, сжав ладонями виски, читала вслух главы из учебнико
в, зубрила английские «топики», но уставала шея, она опять укладывалась п
узом на коврик, с книжкой, и минут через тридцать шептала: «Я посплю капель
ку».
У нее была отличная память, мозги работали вполне живо. Многое она понима
ла и схватывала налету. Но невозможно за пару месяцев наверстать то, на чт
о требуется два года. В десятом и одиннадцатом классах Василиса практиче
ски не училась. Она самоутверждалась. Мучительно решала для себя вопрос:
красивая она или нет. Положительный и отрицательный ответы чередовалис
ь, как день и ночь.
Если посчитать, сколько времени за эти два года она провела перед зеркал
ом, получится кошмарная цифра. Если к этой цифре прибавить еще количеств
о часов, проведенных в кафе, в гостях, на улице, в ночных клубах, магазинах м
олодежной одежды и парфюмерии, то не останется практически ничего. Конеч
но, в школу она иногда ходила, сидела на уроках, но мысленно плавала в стра
нных и мутных водах своих подростковых томлений.
Жила бы она в грязной холодной коммуналке с родителями-алкоголиками; ро
дилась бы инвалидом или, на худой конец, сильно и безответно влюбилась в к
акого-нибудь подонка, вероятно, было бы проще договориться с самой собой.
У нее имелась бы уважительная причина для страданий. Но уважительной при
чины не было, а страдать хотелось. Впрочем, иногда, наоборот, хотелось бурн
о радоваться, скакать и вопить во всю глотку. Тоже просто так, без всякой п
ричины.
Василиса родилась здоровой девочкой, в чистенькой двухкомнатной кварт
ире в центре Москвы. Она была единственным ребенком. Родители очень ее лю
били, правда, пять лет назад они развелись, она осталась с мамой, но с папой
виделась часто, он успешно занимался бизнесом и старался, чтобы девочка
ни в чем не нуждалась.
Влюбиться она не могла, ни в подонка, ни в кого-либо вообще. Напряженная вн
утренняя борьба с ветряными мельницами собственных комплексов создава
ла в ее душе такой грохот и такое пестрое мелькание, что других людей она п
рактически не слышала и не видела.
В ящике ее письменного стола лежало круглое двустороннее зеркальце, одн
а его сторона была с пятикратным увеличением. Василиса могла часами разг
лядывать свое лицо во всех подробностях, и подробности эти ее ужасали, ос
обенно когда она сравнивала собственную физиономию с гладкими, вылизан
ными компьютерным способом личиками журнальных моделей.
«Господи, ну почему я такая страшная? Зачем мне жить, если я уродина? Зачем
учиться, поступать в институт?»
Она находила где-нибудь на подбородке едва заметный прыщик и с яростью н
абрасывалась на него. Через пятнадцать минут он превращался в большую, в
оспаленную гадость, с которой нельзя выйти на улицу и тем более идти в шко
лу.
Если совсем нечего было расковырять на лице, агрессия саморазрушения на
правлялась на килограммы веса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27