Платформы СО Кули уже захватили цель, но он знал — они не станут стрелять, покуда он находится так близко к астероиду. Капитан торопливо закрывал один за другим все ремонтные люки.Разместившиеся кольцом по краю дока хранилища сжиженного горючего сдетонировали наконец под ударами выхлопов. Цепная реакция взрывов выбросила в пространство огромный фонтан белого пара и поток обломков. Взрывы были так сильны, что вся конструкция дока начала рушиться. Гасители углового момента в шпинделе космопорта поползли в сторону перегрузки, когда импульс прокатился по каркасу массивной конструкции.Взрывная волна от лопнувших хранилищ достигла «Крестьянской мести», и разлетающиеся осколки пробили темное кремниевое покрытие корпуса в десятке мест. Звездолет мучительно вздрогнул. Потом горизонт событий скрыл его, и «Крестьянская месть» исчезла.
Джеральд Скиббоу посещал салон уже в третий раз. Просторный полукруглый зал был врезан глубоко в скалу Гайаны. Широкие раздвижные стеклянные двери вели на веранду, откуда открывался прекрасный вид на вторую жилую каверну астероида. Салон, несмотря на царящую в нем принудительно-беззаботную атмосферу, находился в сердце самого охраняемого флотского госпиталя, хотя меры безопасности были намеренно ненавязчивы. Врачи и больные общались свободно, как надеялись создатели этого места, в непринужденной обстановке. Салон создавался, чтобы пациенты, пострадавшие от травм, шока или, как бывало порой, излишне энергичных допросов, могли восстанавливать навыки общения. Сюда можно было зайти в любое время — посидеть в глубоких мягких креслах, выпить, закусить, поиграть в несложные игры.Джеральду Скиббоу в салоне не нравилось. Искусственная обстановка астероидных каверн была для него непривычна, изогнутый пол просто пугал, а дорогая модная мебель напоминала ему об аркологе, из которого он так старался выбраться. Он не хотел вспоминать. В памяти его осталась семья, и другого дома у нее не было.В первые дни после личностного допроса он умолял своих тюремщиков избавить его от этих воспоминаний своими хитрыми машинами — или уж сразу убить. Нанотехнические нити оставались внедренными в его череп, им так просто будет очистить его, выжечь электрическими разрядами прошлое. Но доктор Доббс только улыбался ласково и качал головой, отвечая, что его цель — вылечить Джеральда, а не мучить дальше.Джеральд Скиббоу начал уже ненавидеть эту милую улыбку и прятавшееся за ней упорство. Эта улыбка приговаривала его к жизни в окружении ужасающе прекрасных воспоминаний — саванна, смех, сладкая усталость в конце дня и те самые дни, наполненные простым трудом. Это была память о счастье, и, зная это, он понимал, что потерял свое счастье и никогда не обретет вновь. Он уверился, что военные королевства Кулу намеренно погружают его в омут памяти, карая таким образом за всплеск одержания на Лалонде. Иной причины отказывать ему в помощи он не видел. Они винили его и хотели, чтобы он это понял. Воспоминания днем и ночью нашептывали, что он лишился всего, что он ничего не стоит, что он подвел своих единственных любимых. И он обречен был переживать свою неудачу снова и снова.Прочие раны от встречи с командой Дженни Харрис медпакеты исцелили легко и быстро, хотя сейчас лицо и голову Джеральда покрывали свежие шрамы, оставшиеся после того, как несколько дней назад он попытался выцарапать из мозга эти любимые улыбчивые лица. Он рвал кожу, чтобы добраться до черепной коробки и вскрыть ее, выпустить своих родных и тем освободиться самому. Но на него набросились крепкие санитары, и доктор Доббс улыбался очень грустно. Потом ему дали что-то, от чего на него напала сонливость, и назначили дополнительные сеансы у психотерапевта, когда ему приходилось, лежа на кушетке, рассказывать все, что он чувствует. Толку, конечно, не было — откуда?Сейчас Джеральд присел на высокий табурет у барной стойки и попросил чашку чая.— Да, сэр, — с улыбкой ответил бармен. — И печенье, конечно.Принесли на подносе чай и печенье. Джеральд налил себе чашку, стараясь не пролить. Реакция в последнее время подводила его, а зрение стало плоским, лишенным глубины и ясности, а быть может, таким стал мир.Он облокотился на полированную барную стойку и, взяв чашку обеими руками, стал медленно потягивать горячий напиток. Взгляд его раз за разом проскальзывал по рядам декоративных блюд, бокалов и ваз на полках за баром. Зрелище было скучноватое, но так, по крайней мере, от него не ждали, что он начнет всматриваться в открывающийся за дверями веранды головокружительный пейзаж. Когда его привели в салон впервые, он попытался выпрыгнуть с веранды — в конце концов, сто пятьдесят метров не шутки. Когда он перевалился через металлическое ограждение, двое его собратьев по несчастью даже зааплодировали. Внизу, к сожалению, была натянута сетка. Когда она прекратила колыхаться и Джеральда втянули наверх, доктор Доббс терпеливо улыбался.Голоэкран в дальнем конце стойки был включен на новостной канал (вероятно, подцензурный — незачем зря расстраивать пациентов). Джеральд пересел поближе, чтобы слышать комментарий. Ведущим был благородного обличья седовласый мужчина. Голос его был размеренно величав, а на губах, конечно, играла улыбка. На экране появился Омбей, видимый с низкой орбиты. Континент Ксингу приходился на центр экрана. От основной массы суши, окрашенной зеленым и бурым, отходил вниз сияюще алый отросток. Это, как понял Джеральд, и была последняя аномалия, накрывшая захваченный Мортонридж. К сожалению, что творится под облаком, не мог сказать никто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178