в темноте пещеры словно бы звучал ему некий тоненький голосок, вроде бы пищал комар под костями массивного черепа… но Динихтис уже был совершенно не способен оторваться.
Вот кончился шнур. Динихтис держался за последние полметра. Разумеется, в рюкзаке, где-то под двумя пудами камня, лежал еще один моток. Динихтис вполне мог привязать один конец веревки к другому и безопасно идти еще несколько километров. Но тут в лучах фонаря полыхнула разноцветными огнями еще один кристалл яшмы, даже не прикрытый более поздними натеками. По идее, плотные, крайне твердые камни должны быть покрыты более мягкими, более поздними и некрасивыми натеками. Если кристалл торчал, не прикрытый ничем, значит, он появился совсем недавно.
Необходимо посмотреть, и нет времени связывать шнуры… Это ведь, ну совсем, на минутку… Он только возьмет это сокровище… Динихтис отпустил конец шнура, прекрасно запомнив место и направление. Он стоял безопасно, держа в руке то, что стоило больше всей его сегодняшней добычи. Дрожащими руками стал совать Динихтис в рюкзак этот прекрасный, удивительный цветок камня… У него было ощущение, словно он засовывает в рюкзак то, на что он презрительно фыркал все последние годы — большую квартиру в Карске. Потому что фыркать-то он фыркал, а ведь зелен был виноград — вот и источник фырканья. Вот теперь-то виноград созревал…
А луч фонаря выхватывал еще один белый развернувшийся цветок, еще удивительнее и прекраснее. А дальше весь потолок, верхняя треть стены прохода заполыхали под лучами, — неужели здесь такая жила!!! Впрочем, то что увидел Динихтис, уже и жилой-то назвать было непросто. Часть скалы состояла тут из чудесного полудрагоценного камня; воды промыли ход в более мягком камне, и подземный коридор делал полукруг, обходя эту твердую, стоящую миллиарды часть скалы. Дни и дни нужно было потратить, чтобы просто раздолбать отбойными молотками, вынести все это наверх… И ведь можно было и умнее — резать камень здесь, на месте, уже с учетом — что из него можно сделать. Принимать заказы, и спускаться сюда, прикидывая, где и какую заготовку брать… Можно было экономить камень, поступая с камнем по-хозяйски.
Динихтис шел вдоль этого сверкания и блеска, трогал его руками, впечатывал в камень лицо, пытаясь проникнуть взглядом как можно глубже толщу мягкого сияния. Тут было столько драгоценного камня, на такие фантастические суммы, что Динихтис просто засмеялся, вспомнив и сумму, полученную от Стекляшкина, и вообще весь своей убогий бизнес неудачника. Здесь было большое предприятие, заметное даже в масштабах всей губернии, а может быть, и всей России. Были квартиры, а то и особняки — и в Карске, и в самой Москве… Сверкали лучшие курорты мира, сияли матовым волшебным отблеском знаменитые рестораны и отели — все эти «У Максима» и Ривьеры.
Динихтис явственно видел свою контору — кирпичный двухэтажный дом с зеркальными окнами и новейшей офисной мебелью. Секретари принимают факсы из США и ФРГ, жужжат кондиционеры, запыхавшиеся грузчики тащат ящики с камнем, чтобы отправить заказчикам, а из вишневого «мерседеса» вальяжной походкой хозяина выходит он, Сережка Динихтис, по идиотской кличке Диня. Стоит, облокотившись на радиатор, пыхтит исполинской сигарой, посматривает, как там трудится народ, временно лишившийся догляда, пока хозяин отдыхал.
И все время, пока Сергей Динихтис шел, прикасаясь рукой, щупая свалившееся богатство, Стекляшкин ждал и ждал Динихтиса. Ждал час. Ждал два часа в странной, все более тревожной тишине. Дзинь-дзинь-дзинь-дзинь-дзи-ии-ин-нннь… — тоненько звенела тишина. Какой-то шорох по потолку, по вершинам стен коридора, какое-то дуновение, воздух касается лица. Стекляшкин зажигал свечу и убеждался — что-то колеблет, относит в сторону пламя, а вот уже опять огонь совершенно вертикален, нет никакого дуновения.
И опять ощущение, что кто-то движется — со спины, откуда они уже прошли сегодня с Динихтисом. Оттуда, куда вьется, убегает во тьму шнур. К концу первого часа у Стекляшкина появилось устойчивое ощущение, что он в пещере не один. Это было не знание, не какой-то логический вывод, и это никак не было связано с колебанием воздуха, со слуховыми галлюцинациями. Впрочем, даже и не галлюцинациями! Стекляшкин знал, что галлюцинации тем и характерны, что человек искренне принимает их за реальность. Пока Стекляшкин понимал, что шорох движения только чудится ему, и не более, это были еще не галлюцинации, а так…
А вот ощущение, что он в пещере не один, у Стекляшкина было все сильнее. Он понимал, что дело в расстроенных нервах, сильном недосыпе, в том, что он первый раз в пещере — потому и мерещится всякое. Да еще и пещера эта необычная, на краю обитаемого мира, покойники на полу… За один сегодняшний день Стекляшкин повидал больше трупов, чем за всю предшествовавшую жизнь, и невольно вспоминал эти трупы. И лежащие в беспорядке на полу, и аккуратно сидящие в ряд вдоль каменной стены пещеры. Как же тут не расстроиться нервам, не начать сознанию ошибаться, не начать выдавать и того, что на самом деле не существует?! Безумно хотелось курить, но Стекляшкин оставил сигареты наверху, не взял с собой в пещеру.
Что бы не делалось вокруг, Стекляшкин не мог допустить, что Динихтиса мог увести кто-то, с кем лучше человеку не встречаться. Допущение очень уж грозило перевернуть всю его систему ценностей, все его представления о мире.
Но все несколько часов, которые осталось провести Стекляшкину одному в глубинах земли, он чувствовал себя предельно неуютно. Кто-то был здесь, хоть убейте! Кто-то стоял вне досягаемости луча света, или ухитрялся стоять так, что его никак не получалось осветить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162