Вы поможете? — обратился Махалов к Ирине и Павлу.
— Конечно!
— Тогда Паша, Ира, пройдите вперед. Может быть, этот… — тут Махалов поперхнулся, прочистил горло и закончил: — Может быть, этот странный мальчик опять убежал вперед…
Но Васенька не убежал вперед. Все полчаса, пока его искали, Васенька собирал дикую малину, буквально в двух шагах от дороги. На вопли он не обращал внимания, на остановку отряда не реагировал, а преспокойно ел себе малину. Как доел — так вышел на дорогу.
— Ты где был?!
— Малину ел.
Скрюченные пальцы Махалова потянулись к горлу Васеньке, из горла вырвалось рычание, лицо страшно исказилось, глаза вращались в разных направлениях. Хрипатков зашелся в приступе хохота. Васенька стоял перед Махаловым: внешность рождественского ангелочка, большие непорочные глаза, палец босой ноги копает землю, указательный палец во рту.
Со сцены можно было писать классическую картину: «Немецко-фашистский гад допрашивает партизанского связного».
— Ты проводник?! Как мы без тебя придем к заводи?!
— А вон дорога…
— Тьфу ты! А если с тобой что-нибудь случится?!
— Не случится.
— Я же за тебя отвечаю! Ты это понимаешь?!
Васенька даже не стал врать, что понимает, только дернул кокетливо плечиком. Наверное, он хотел пожать плечами, но сосать палец было важнее, и это ему помешало.
— Нет, я так больше не могу!!!
Хрипатков хохотал, как безумный. Дети из кружка, Павел с Ириной грустно стояли вокруг.
— Ну, давай так…
Махалов вытащил из рюкзака длинную тесьму, сделал петлю на конце и закрепил на поясе у Васеньки. Все время этой операции Хрипатков буквально выл от смеха.
— Вася, ты конечно, легко снимешь эту петлю и уйдешь. Но я тебя прошу, не делай этого… Не снимешь?
— Если вам надо, не сниму…
Хрипатков хохотал так, что слезы градом катились из глаз.
— Радуйтесь, радуйтесь! А вот сейчас настанет жара, а мы и не начали подниматься!
Хрипатков опять зашелся.
— Они вам еще не то устроят! — восторженно прошепелявил он сквозь хохот. — Вы тут их еще узнаете!
Махалов выпрямился в поисках достойного ответа. И тут солнце совершило какой-то неясный им поворот в пронзительно-голубом небе и вышло как раз впереди по курсу — дорога оказалась под его прямыми лучами на всем обозримом протяжении.
— Достукались! — рявкнул Махалов под надсадный хохот Хрипаткова.
Тут само собой вспомнилось и про заводь.
— Васенька, сколько идти?
— Километр! — уверенно ответил Вася, ковыряя босой ногой землю.
Шли полчаса долиной Оя. Красота скал, холмов и лесов поражала, солнечный свет чудно дробился в неспокойных шумных водах. Но где же здесь километр?! Они идут уже примерно три… и никаких признаков поворота.
— Так сколько осталось, Васенька?!
— Километров пять!
Прошли еще примерно с километр.
— Вася! Как думаешь, сколько отсюда до деревни?
— Километра два!
— А до порогов?
— Километра три!
Только тут одновременно и до Махалова, и до Павла окончательно дошла простая истина: у Васеньки нет ни малейшего представления о том, что же такое километр!
— А сколько времени идти до порогов?
— Час!
— А сколько мы шли от деревни?
— Ну… полчаса.
Та-ак… И о часах Васенька имел такое же сверхсмутное представление. Становилось окончательно непонятно, сколько же идти до заводей и порогов, и где они вообще находятся. И тут вдруг появились заводи!
Появился мост через Ой, а сама река уходила тут в сторону, делала огромную излучину, и там, куда било течение, образовались постепенно огромные, глубокие ямищи, в два роста глубиной, и метра четыре в диаметре. Вода в них была чуть теплее, чем ревущая, летящая вниз вода Оя, а главное — куда спокойнее.
— Привал!
— Купаться можно?
— Нужно!
— А на речке кататься?
— Можно, только осторожно. Я сейчас пойду с вами.
— А давайте сразу и позавтракаем! — предложила практичная Ира.
— Конечно! Дима, накупаешься — воды! Сделаем чай. Ира, порежешь бутерброды?
— Сделаю.
Махалов почти снял штаны, чтобы броситься в прозрачно-зеленую, с салатным отсветом, воду. Кто-то дернул его за руку.
— Эй, дядя… можно, я веревку отцеплю?
Хрипатков едва не утонул, зайдясь в воде от приступов восторга. Он встал в воде солдатиком, впился глазами, боясь упустить хоть мгновение. К удивлению, даже к разочарованию Хрипаткова, Махалов расплылся в довольно счастливой улыбке:
— Отцепляй, мальчик, отцепляй… Ты отсюда идешь домой?
— Ну…
И счастливый Махалов радостно бросился в воду. Ирка мало каталась на речке — ей было время делать бутерброды. А кататься стоило, испытывая тугие толчки снизу в ноги и в живот, пролетая над серо-черными, зловещего вида камнями.
Здесь, у реки и уже днем, бабочек было невероятное количество. Словно дымок поднимался над заводями с мелкой водой, где насекомые рисковали пить. Но это был, конечно, не дымок: вились, танцевали в воздухе, беспрерывно поднимались и опускались сотни бабочек различных видов, поражая разнообразием цветов и форм.
Что это — черное, длинное, извивается у берега? Два ужа плыли через Ой, течение сносило их безжалостно.
Иволги носились над водой. Оляпка нырнула в Ой на глазах у детей, ухитряясь плыть против течения.
Сияние солнца, отражавшееся от воды, глянцевый блеск листьев — все это било в голову, как молодое вино.
После купания кожу стянуло, все стали еще бодрее, энергичнее. Кое у кого не попадал зуб на зуб, но аппетит прорезался у всех. Махалов устыдился своего отношения к Васеньке, глядя, как исчезают бутерброды в маленьком смуглом животе. «Он же голодный! Чем они кормят детей?!» — промелькнуло в голове у геолога.
— А можно, я с вами?
Махалов поперхнулся бутербродом:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162