– Хм, вам многое известно, – усмехнулся он, – давно это было, я и забыл уже.
– Франкенберг там выступал? Или вы не помните?
– Отчего же, помню… Да, он выступал.
– И о чем он говорил?
– Вам так это важно? Нет, мы лучше вот как сделаем: я вам расскажу все, что знаю о Франкенберге, а вы взамен расскажете мне о Джоне Смите, – предложил Абметов.
Отличная сделка, подумал я и решительно согласился:
– По рукам!
– И еще одна маленькая просьба: поскольку эго не интервью, то не надо меня записывать.
Просьба была не такой уж и маленькой, но я ее выполнил.
– Отлично, – обрадовался Абметов, не подозревая, как подло я собираюсь его надуть с Джоном Смитом. – Речь на той конференции шла о множественности моделей рефлексирующего разума. Вы с ними знакомы? Ну хотя бы в общих чертах?
– С одной моделью, пожалуй, знаком.. Именно что в общих чертах, – неуверенно ответил я, силясь припомнить то, что наговорил мне Стас.
– Очевидно, вы говорите о модели человеческого мышления – модель Лефевра. Тогда вы, должно быть, помните, что Лефевр основывает свою модель на ряде аксиом и постулатов. Изменив одну или несколько аксиом, мы получаем другую модель и даже много моделей. Ситуация, как в геометрии. Отказавшись или изменив некоторые из аксиом Эвклида, мы получаем новую геометрию, которая описывает совсем другие природные процессы. Первоначальную, «человеческую» модель рефлексирующего разума в научной литературе называют стабильной.
– Могу предположить, что все остальные называются нестабильными, – догадался я.
– Да, вы абсолютно правы, – согласился Абметов, – сама идея множественности сомнению не подвергалась, но вот ее практическое воплощение… Франкенбергу тогда здорово досталось от оппонентов.
– В чем заключались их возражения?
– В том, что все модели, отличные от человеческой, действительно нестабильны.
– То есть, что они описывают нестабильную личность? – Я старался переводить абметовскую терминологию на человеческий язык. – Иными словами, если бы подобную модель удалось реализовать, то в результате получился бы психически ненормальный субъект, – добавил я, вспомнив, что говорил Типс о Джоне Брауне.
Абметов едва сдержал улыбку – он понял, что имеет дело с дилетантом.
– Ненормальным кого угодно назвать можно. Психически нормального человека представить себе труднее, чем ненормального. Поэтому я бы воздержался от подобных оценок.
– Тогда поясните, что вы имеете в виду под «нестабильностью».
– В классической бинарной модели мыслящему субъекту предлагается сделать выбор между двумя сценариями поведения. Что именно он выберет – мы не знаем, но мы можем говорить, с какой вероятностью он выберет тот или иной сценарий. Вероятность – это просто число – ничего больше. Число, являющееся решением некоего уравнения. У того уравнения, что описывает человеческое мышление, решение одно-единственное. Теперь представьте себе, что у уравнения оказалось не одно решение, а два. Если бы личность, чье мышление соответствует такому уравнению, существовала – она долго бы не прожила. Тем более не может существовать общество, состоящее из таких личностей.
– Под обществом вы подразумеваете внеземную цивилизацию?
– Ее самую. Вопрос стоял именно так: могут ли существовать цивилизации разумных существ с иной, отличной от человеческой, формой мышления.
– Ну ладно, уравнения уравнениями, оставим их пока в стороне… Кстати, а что будет, если у того уравнения вовсе нет решений?
– Такие модели даже Франкенберг в расчет не принимал, – развел руками Абметов, – пришлось бы конструировать субъекта из антивещества.
Честно говоря, этого замечания я не понял – наверное, это все же была шутка. Я спросил:
– Почему вы сказали, что личность, соответствующая нестабильной модели, долго бы не прожила?
Оговорка абметова меня поразила. Умирающий гомоид из пещер Южного мыса, самоубийца Джон Браун – в один миг они вновь встали перед моими глазами.
– Да это я так, фигурально выразился. Я настаивал:
– Ну а все-таки… Представьте на минуту, что удалось создать существо, мыслящее не так, как мы, но в чем-то похожее на нас – гомоида, одним словом. Что бы оно собой представляло? Только прошу вас, без уравнений, пожалуйста…
– Наиболее близкий аналог нестабильности – это так называемый синдром раздвоения личности у человека. Точнее говоря, такой синдром – это защитная, компенсирующая реакция человеческого организма на воздействие окружающей среды. Или наоборот, на отсутствие привычного нам воздействия. Например, если вас или меня надолго изолировать от общества, в сурдокамере или еще где-нибудь, то рано или поздно вы начнете говорить сам с собой, у вас могут появиться галлюцинации, вам будет казаться, что рядом есть кто-то еще. В случае же выдуманного вами искусственного существа-гомоида никакого внешнего воздействия и не нужно – существо будет само на себя воздействовать, пока его сознание не распадется на две отдельные личности – по одной на каждое решение уравнения. Или же сработает механизм самоотторжения…
– Иначе говоря, существо покончит жизнь самоубийством – вы это имели в виду, когда говорили, что нестабильная личность не смогла бы жить?
– Да, примерно это я и имел в виду.
– Но почему?
– На этот вопрос не так просто ответить. То есть ответить-то просто, но вам, вероятно, будет трудно понять…
Прежде чем перестать понимать, я подвел промежуточный итог:
– Хорошо, пока остановимся. Итак, согласно теории, гомоиды страдали бы раздвоением личности. Но это еще не доказывает невозможность их создания – ну страдали бы и страдали… Люди же живут как-то… Кроме как проблем с раздвоением личности, что еще можно ожидать от гомоидов?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135