это вопрос его рук и ног. Своими руками он сможет пользоваться не раньше полуночи, а ногами намного позже. Любой, кто увидит его, сразу задаст себе пару-другую вопросов, и кто-нибудь сможет угадать ответ. Сорок золотых монет — огромная сумма, Каши. Решать тебе, не мне, но по-моему надо идти в трущобы, под землю. — Еще одна вспышка молнии — такого же цвета, как и глаза друида, или возможно это была просто иллюзия. В любом случае, она наморщила свой нос и поглядела на него, потом на приближающуюся бурю, потом опять на него. Не говоря ни слова, она перевернула нож Павека и вложила себе в ножны. Все ждали ее решения.
Павек пробормотал, — Вытрите его сперва-
Акашия вздрогнула когда раздался удар грома, а Йохан сделал знак рукой.
— если вас не затруднит, леди. Там есть камень на задней стороне ножен. Это замечательное стальное лезвие, сделанное когда-то дварфами из Камелока. Оно заслуживает уважения.
На самом деле он понятия не имел, где выкован его клинок, но любое стальное оружие заслуживает уважения, а упоминание последней крепости дварфов могло привлечь внимание Йохана, и он надеялся, что привлечет. Акашия, видя на лице дварфа выражение, похожее на глубочайшее уважение, начала тщательно вытирать клинок о сушильный камень, привязанный к ножнам.
Только Руари вообще ничего не понял. — Вы что, собираетесь дать этому земляному червю, темплару, говорить таким образом, а? Да он никогда ничему не научится. Он все еще думает, что может командовать, отдавать приказы, а мы все поползем к его грязным вонючим ногам. Он запоет иначе, когда Телами займется им-
— Руари! — рявкнула Акашия.
Павек немедленно взглянул на Йохана, чье лицо вдруг стало бесконечно усталым в слабом свете звезд, льющемся с неба. У дварфа были и опыт и мудрость, но он не был вождем друидов, и Акашия тоже. Эта честь принадлежала кому-то другому по имени Телами — судя по всему женщине, и без сомнения эта женщина должна будет решить его участь.
— Хорошо, — твердо сказал Павек, когда стало ясно, что никто другой больше не собирается говорить, — а что вы собираетесь делать со мной? Ударить меня опять по голове и бросить мое тело там, где шторм закончит ваше грязное дело?
Акашия закончила вытирать клинок, потом, прежде чем вернуть его в ножны, она еще пару мгновений внимательно осматривала ямку в рукоятке, куда был вделан волос его матери.
Он хотел этот клинок обратно, потому что этот клинок стоил дороже золота; он хотел волос Сиан обратно, потому что он стоил для него больше, чем весь окружающий мир.
— Ты ценишь это? — спросила она.
У Павека даже мысли не было, что именно может означать выражение ее лица и тон голоса. Вспомнив белый огонь, который она зажгла в его голове в воротах, он испугался за свою жизнь, хотя общепризнанное знание говорило о том, что если у тебя есть твердый рассудок и сила воли, ты можешь защититься от атаки Мастера Пути. Но он не чувствововал ничего угрожающего, только неуловимое ощущение, что его все еще проверяют и оценивают.
— Да, я ценю это.
— Сколько?
— Для тебя или для Телами? — возразил он, давая им знать, что он не пропустил мимо ушей имя, которое Руари так не вовремя произнес. — Неважно.
Она аккуратно вложила кинжал в ножны, а ножны спрятала в отделанный бахромой мешочек, висевший на поясе.
Сверкнула молния и ударил гром, на этот раз ближе и громче. Какой-то торговец в шелковой одежде бежал мимо них. Внезапно он заметил стоящую четверку и остановился, заставив бежавший за ним хвост из слуг, тележек с возчиками также остановиться и налететь друг на друга. Одна из тележек опрокинулась на землю, послышался звон разбитого стекла.
— Мы все умрем! — завыл богато одетый купец. — Смерть! Гостиницы переполнены. Конюшни. Нет места, где бы мог укрыться честный человек. Вы не могли бы уступить мне ваше место за десять золотых монет?
Они поглядели друг на друга и на тот кусочек земли, на котором стояли. Место, которое Йохан выбрал для срочной дискуссии, лежало между двумя высокими стенами, без окон, и в нем можно было как легко защищаться, так и укрыться от урагана. Еще одна гиря, брошенная на чашки весов сознания Павека, и все они вели к заключению, что Йохан когда-то служил в армии, возможно одного из королей-волшебников.
Он знал, что он сам сделал бы в подобных обстоятельствах: с большим удовольствием взял бы это богатство, десять золотых, а сам переждал бы шторм в другом месте. Но он не был Йоханом, и не Йохан решал такие дела.
Акашия протянула ему руку ладонью вверх, — У тебя так много с собой всего, а еще больше того, что нуждается в защите. Отказать тебе означало бы отказаться от принципов жизни.
Торговец протянул ей свою руку, пустую. Павек мог поклясться, что он слышал тихие ругательства Йохана и полуэльфа. Но в последний момент, прежде чем соглашение было заключено без всякого участия золотых, серебряных или керамических монет, Акашия сжала кулак.
— А сколько золотых монет ты предлагал, добрый купец, одиннадцать или двенадцать?
— Ай да молодец, — прошептал Йохан достаточно отчетливо, чтобы Павек смог расслышать, несмотря на еще один удар грома.
Павек уронил свои распухшие руки между колен, надеясь не привлекать к ним внимания. Его пальцы бесконтрольно тряслись, пока кровь медленно и болезненно возвращала ощущения безжизненным нервам. Опасения Йохана было абсолютно оправданы: народ всегда замечает все и старается все запомнить, когда в дело вовлечено золото, были ли это сорок золотых за его голову или одиннадцать, которые медленно сыпались в руку Акашии.
Он опустил голову, стараясь не встречаться глазами ни с кем и глядел только на свои ноги, пока тележка не уехала подальше от купца и его компании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115