— Иногда мне кажется, — проговорил он, — что вы родились полуслепыми. Попробуйте понять, если сможете: за последние несколько лет Аморион был заражен схизмой. Этот город выступал против жрецов Фоса и официальной столицы, за что спасибо Земарку. Вы, римляне, в большинстве своем язычники и неверующие. Имперцы же считают мой народ одним сортом еретиков, а народ Багратони — другим. Туризин не мог доверить никому из нас установить здесь власть; иначе зачем же он привез с собой Бальзамона? Разве не для того, чтобы вернуть схизматиков в лоно ортодоксальной веры?
— Бальзамон здесь? — Марк насторожился. — Я ничего не слышал об этом.
— Да, это так. Старый лысый человек проповедовал направо и налево -очень здорово проповедовал, надо признать. Я сам слушал его раз или два. Очень живой человек. По правде говоря, еще бы несколько таких жрецов, как он, и я сам обратился бы в веру имперцев. Он заставляет тебя поверить в Добро.
— Я тоже слушал его, — подхватил Багратони. — Он куда лучше, чем Земарк, — да, в тысячу раз! Но переменить веру? Нет, никогда. Слишком много страданий претерпели «принцы» от Видесса, чтобы теперь принять веру Империи.
После этого совещание быстро закончилось. Марк подумал, что даже истовый религиозный Скилицез не осмелился бы в эту минуту спорить с накхараром о религии. Что касается самого Марка, то он вообще не следовал вере Фоса. И куда больше понимал светского владыку Видесса, чем всех его жрецов и патриархов вместе взятых.

* * *
халогаев уже поджидали Скавра у главных ворот римского лагеря. Кое-чему халогаи от легионеров уже научились, подумал Марк. Из четырех ворот лагеря главные были самыми близкими к палатке командира.
На самом деле Скавр пытался отвлечься от гнетущей тревоги, думая о таких обыденных вещах. Халогаи вызвали только его, а не Гая Филиппа, Горгида или Виридовикса. Марк не был уверен, что это хороший знак.
Наемники-северяне обливались потом под знойным видессианским солнцем. Это были высокие белокурые люди, такие же рослые, как трибун, но более широкие в плечах. У одного из них волосы свободно падали на плечи, другой заплел их в толстую косу, которая спускалась ему на спину. У обоих висели в ножнах мечи, хотя основным оружием гвардейцев-халогаев были тяжелые боевые топоры на длинных рукоятях.
Они кивнули Марку, узнав его. Халогаи с косой сказал:
— Нам приказано отвести тебя к Автократору.
Халогай говорил с сильным жестким акцентом, но трибун понял его. Он пошел между двух стражников, которые подняли свои топоры на плечи и двинулись к императорскому шатру.
Гавр не стремился к роскоши и в походе жил очень просто и скромно. Голубой флаг с золотым солнечным шаром в расходящихся лучах развевался перед его палаткой. Это был единственный знак, свидетельствовавший о его высоком положении. У многих офицеров были шатры куда богаче.
Еще двое солдат-халогаев ходили взад-вперед перед входом. Они напряженно замерли, когда перед ними появились Марк и его сопровождающие. Один из северян сказал:
— Это командир римлян.
Часовые отошли в сторону, пропуская их внутрь.
Склоняя голову под пологом и входя, Скавр делал все возможное, чтобы удивление никак не отразилось на его лице. Почему халогаи назвали его «командиром римлян»? Ведь Туризин отобрал у него звание! Неужели он снова вернул ему легион?
Но у Марка было не слишком много времени для замешательства; он слышал, как Гавр нетерпеливо говорит:
— Давайте покончим с этим поскорее. У меня есть и другие дела.
Какой-то офицер отсалютовал Императору и повернулся спиной к Скавру. При звуке его голоса трибун сжался, как пружина. Провк Марзофл! Когда тот повернулся, чтобы выйти из шатра, он налетел на Марка и вдруг замер, как громом пораженный. Недоумение и злоба исказили его лицо.
— Ты?! — вскрикнул он, хватаясь за меч.
Рука Марка молниеносно метнулась к оружию. Один из халогаев бросился между Марзофлом и Скавром, другой железной хваткой стиснул руку римлянина.
— Оставь оружие в ножнах, — приказал он, и трибуну оставалось только повиноваться.
Туризин не двинулся с места. Он сидел за столом, заваленным свитками.
— Выполняй приказ, Провк, — промолвил он. — Могу заверить тебя, что поступлю с ним так, как он заслуживает.
Тон и слова Императора не слишком понравились Скавру. Но и Марзофла они не чересчур обрадовали.
— Слушаюсь, — ответил кавалерист, едва не задохнувшись от бессильной злобы. Он надменно тряхнул волосами и вышел из палатки, процедив на прощание сквозь зубы: — Между нами еще не все закончено, ты, осел в львиной шкуре.
Единственное, что не позволило римлянину броситься на Марзофла, была железная рука стражника. Гнев Марка удивил даже его самого. Он не сердился на кавалериста за то, что вытерпел сам: сделано и позабыто. Но Марзофл был в ответе за все, что случилось в эти несколько месяцев с Алипией. А этого трибун никак не мог ни забыть, ни простить. Принцесса и так уже выстрадала слишком много.
— Убирайтесь отсюда, Бьоргольф, Харэк, — сказал Туризин стражникам-халогаям, стоявшим справа и слева от трибуна. — Эвинд и Скаллагрим останутся снаружи и проследят за тем, чтобы этот человек не попытался умертвить меня. Впрочем, он ведь этого не сделает — я нужен ему живым. Не так ли, чужеземец?
Туризин цинично посмотрел на Марка. Трибун промолчал. Халогаи отдали честь и вышли — у них не было ни малейшего желания спорить со своим повелителем.
Трибун повернулся к слуге, который чистил его красные сапоги, и бросил ему серебряную монету.
— Довольно, Гликий. Иди потрать ее на что-нибудь.
Рассыпавшись в благодарностях, видессианин последовал за наемниками-халогаями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167