Ни один из соседей грека не говорил ни по-видессиански, ни на языке аршаумов. Горгид вздохнул. Похоже, ему предстоял долгий скучный вечер.
Служанка, подававшая блюда Горгиду, послала ему приглашающую улыбку. В ответ он сделал каменное лицо. Девушка отвернулась с недовольным видом.
Неожиданно один из ирмидо, сидевший напротив Горгида, заговорил на видессианском языке:
— Можно мне говорить с тобой, для тренировки? Я был тогда юноша -служил два года в Империи, наемный солдат. Потом мой брат умер здесь. Я получил его земли. Меня звать Ракио.
— Рад познакомиться, — искренне ответил Горгид и назвал свое имя.
Ракио было около тридцати лет. Он не отличался особенной красотой, и все же в его лице чувствовалось своеобразное обаяние. Когда он улыбался, становилась заметной щербинка в переднем зубе. Он довольно коротко стриг бороду, у него был крупный нос и густые, выдающиеся вперед брови. Славный парень, подумал Горгид.
Однако, когда на столе появилась еда, грек на время совершенно забыл о своем собеседнике. Год в степи не прошел для него даром. Он давно привык к баранине и козлятине — они были весьма недурны, особенно с луком и диким чесноком. Даже мясо, поджаренное наспех на костре из кизяка, Горгид находил теперь вполне вкусным.
Но горошек, шпинат, спаржа, над которой поднимался парок, были роскошью, а от нее он уже почти отвык. После плоских жестких лепешек -настоящий мягкий хлеб, еще теплый, только что вынутый из печи! Это привело Горгида в состояние, близкое к экстазу. Он слегка распустил пояс.
— Просто великолепно!
Ракио смотрел на него с улыбкой.
— Однажды я ел с хаморами, — сказал ирмидо. — В Империи. Мне понимать, что ты чувствовать.
Грек плеснул каплю вина на землю — в честь богов, и высоко поднял кружку.
— За хорошую еду! — воскликнул он и осушил ее до дна.
Смеясь, Ракио последовал его примеру. Точно так же поступил и Гуделин, сидевший неподалеку. Слух у толстого бюрократа был таким же обостренным, как и вкус.
Между столами бродил певец, аккомпанирующий себе на лютне. Неподалеку от певца подбрасывал в воздух дюжину острых ножей ловкий жонглер. Ножи сверкали, летая с невероятной быстротой. Кто-то бросил жонглеру монету. Он подхватил ее на лету, не уронив ни одного ножа.
Две девушки с факелами в руках танцевали между воткнутыми остриями вверх кинжалами.
Когда служанка, разносившая вино, проходила мимо Виридовикса, тот улучил момент и обхватил ее за талию. Девушка улыбнулась и провела пальцем по огненным усам кельта. Уже не в первый раз их цвет завораживал женщин, привыкших видеть только черные бороды и темные кудри. Виридовикс легонько куснул служанку за кончик пальца. Та засмеялась, прижавшись к нему теснее.
Килеу прогудел что-то, обращаясь к Виридовиксу. Несколько человек одобрительно загалдели. Нарба Кайс перевел кельту:
— Они просят тебя не забирать служанку, пока она не разольет гостям все вино, что осталось у нее в кувшине.
— Справедливое требование. — Виридовикс хлопнул девушку пониже спины. — Давай побыстрее, милая.
Не зная по-видессиански ни слова, она тем не менее легко поняла его.
К этому времени Ариг уже растворился в ночи, прихватив с собой грудастую служанку. Исчезли и Грашвил, и Вартанг — каждый со своей случайной подругой.
Килеу оглядывался по сторонам с довольным видом. Он не скрывал радости по поводу того, что гостям пришлись по душе и пир, и развлечения и что между хозяевами и приглашенными установились добрые отношения.
Но ни один ирмидо так и не встал из-за стола.
Девушка-прислужница повертелась возле Горгида и снова ушла ни с чем. Недоумевая, Ракио поднял брови:
— Она тебе не понравилась? Может быть — более полную? Более худую? Может, найти помоложе? Ты — наш гость. Мы не хотим — нынче ночью ты один в холодной постели. — Озабоченность Ракио выглядела вполне искренней.
— Прими мою благодарность, — отозвался грек, — но сегодня я не хочу женщины.
Ракио насмешливо пожал плечами, как бы желая сказать: уж не сошел ли ты с ума, друг?
Горгид опустил глаза, уставившись на свои руки. Он знал, чего хочет, но понятия не имел о том, как подступиться к делу. К тому же он боялся ошибиться и тем самым нанести хозяевам смертельное оскорбление. И вместе с тем порой он был уверен…
Горгид решил на время отложить трудный разговор. Служанка подала блюдо с засахаренными фруктами.
Но вот и с десертом покончено. Избегать щекотливой темы больше нельзя. Горгид почувствовал, как отчаянно колотится сердце. Похолодевшими губами он выговорил — как можно легче и непринужденнее:
— Прекрасный вечер. И так много красивых пар мужчин за столом…
Ракио уловил ударение на слове «пары». Он шевельнул бровями, будто желая предостеречь гостя от необдуманных слов:
— Чужеземцы считают нас грязными выродками за то, что у нас все не так, как у других людей… Как вы это называете? Шиворот-навыворот.
Ракио глядел на Горгида с подозрением. Много лет неприязнь, брезгливость, ужас отгораживали ирмидо от всех остальных племен и народов.
Вспомнив мудрое рассуждение Платона, Горгид постарался передать его как можно точнее:
— «Влюбленный, совершив нечто преступное или позорное, предпочтет быть уличенным кем угодно — пусть даже родным отцом, — но только не предметом своей страсти. Влюбленные никогда не покажут друг перед другом слабости или трусости. В бою они способны на чудеса храбрости. Армия любовников, какой бы она ни была малочисленной, может завоевать весь мир».
Вот и все. Слова произнесены. Грека охватило мрачное упорное отчаяние. Сейчас он поймет, что ошибся. Сейчас Ракио презрительно усмехнется и…
Но ирмидо изумленно раскрыл рот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167