– Жаль другана. Мы с ним вдвоем, считай, усольскую зону перекрасили. Была красная, стала черная В красной зоне управляет администрация и актив, в черной – пахан и блаткомитет

. Нас вначале всего два человека и было, все остальные перхоть, бакланье и петушня Неавторитетные, презираемые осужденные, хулиганы и гомосексуалисты

. Раз мы спина к спине против двадцати козлов махались! А потом Сашка Черный на зону зарулил, Хохол, Сеня Хохотун…– И Алик Глинозем! – продолжил за Калика Расписной. – Алик этого козла Балабанова из СВП СВП – секция внутреннего порядка, нечто вроде ДНД в колонии

насквозь арматурным прутом проткнул, а Щелявого в бетономешалку засунули!– Точно, так все и было! Я его и засунул!На лице Калика впервые появилось человеческое выражение.– Тогда эта шелупня прикинула муде к бороде и выступать перестала. Поняли, сучня, чем пахнет!Калик встал и улыбнулся непривычными губами.– Знаете, братва, я ведь вначале сомневался. Не люблю непоняток, на них всегда можно вляпаться вблудную Попасть в неприятное положение

. Но теперь сам вижу – Расписной из наших…– Я думаю, проверить все равно надо! – перебил Смотрящего Зубач. Калик вспылил.– Что ты думаешь, я то давно высрал! – окрысился он. – Ты на кого балан катишь?! Кого задираешь, на кого прешь?

Я здесь решаю, кто чего стоит! Потому освобождай свою шконку – на ней Расписной спать будет!Зубач бросил на Вольфа откровенно ненавидящий взгляд и собрал постель с третьей от окна шконки. Через минуту он сильными пинками согнал мостящихся на одной кровати Савку и Ероху. * * *
Спать на нижней койке в блатном кутке – совсем не то, что на третьем ярусе у двери. Ночная прохлада просачивалась сквозь затянутое проволочной сеткой окно, кислород почти нормально насыщал воздух, позволяя свободно дышать. Занимать шконки второго и третьего ярусов над местами людей запрещалось, поэтому плотность населения здесь была невысокой.Зато дальше от окна она возрастала в геометрической прогрессии. Слабое движение воздуха здесь не ощущалось вовсе, потому что Катала отгородил блатной угол простынями, перекрыв кислород остальной части камеры. Парашная вонь, испарения немытых тел, храп, миазмы тяжелого дыхания и бурления кишечников поднимались к потолку, и на третьем ярусе нормальное человеческое существо не смогло бы выдержать больше десяти минут. Поэтому многие спускались, присаживались на краешек нижней койки, пытались пристроиться вторым на кровати. Иногда это не встречало сопротивления, чаще вызывало озлобленное противодействие.– Лезь назад, сучара! Тут и без тебя дышать нечем!В глубине хаты раздались две увесистые оплеухи. Оттуда то и дело доносились хрипы, стоны, какая-то возня, приглушенные вскрики. Кто-то отчаянно чесался, кто-то звонко хлестал ладонью по голому телу, кто-то всхлипывал во сне или наяву. Вольф понимал: происходить там может все, что угодно. Кого-то могут офоршмачить Унизить, опозорить, переведя таким образом в ранг отверженных. Для этого достаточно вылить спящему на лицо воду из унитаза или провести членом по губам

, опетушить или вовсе заделать вчистую 3аделать вчистую – убить

: задушить подушкой или вогнать в ухо тонкую острую заточку. Потапыч говорил, что зэков актируют без вскрытия и обычных формальностей.И с ним тоже могут сделать что угодно – или оскорбленный Зубач по своей инициативе, или кто-то из торпед по приказу смотрящего. Ибо демонстративное признание Каликом Расписного и явно выраженное расположение к нему ничего не значат – очень часто именно так усыпляют бдительность намеченной жертвы… С этой мыслью Вольф провалился в тяжелое, тревожное забытье. * * *
– Встать! – Резкая команда ворвалась в одурманенное сознание, и Вольф мгновенно вскочил, не дожидаясь второй ее части, какой бы она ни была: «Смирно!», «Становись!», «Боевая тревога!».– К стене! Живо к стене, я сказал!Таких команд он отродясь не слышал. Мерзкий сон продолжался и наяву, преисподняя никуда не делась, только, кроме постоянных обитателей, в ней появились коренастые прапорщики с резиновыми палками на изготовку.– К стене! – Литая резина смачно влипла в чью-то спину.– Зря ты так, начальник, – прерывисто откашлялся пострадавший зэк. – Где тут стена? К ней из-за шконок не подойдешь!– Значит, к шконке становись! И закрой варежку, а то еще врежу!Четверо прапорщиков были безоружны, навались вся хата – задавят вмиг. Но они об этом не думали, обращаясь с зэками, как привыкшие к хищникам дрессировщики. Возможно, уверенность в своем превосходстве и придавала им силу. Но у Вольфа мелькнула мысль, что сторожить загнанных в клетку зверей – это одно, а ловить их на воле – совсем другое. Да и здесь нельзя расслабляться, если хевра взбунтуется…Но бунтовать никто не думал. Серая арестантская масса покорно выстроилась вдоль кроватей. И Меченый стал, и Катала, и Калик… В камеру зашел невысокий, кряжистый подполковник в форменной зеленой рубахе с распахнутым воротом и закатанными по локоть рукавами. Державшиеся чуть сзади капитан и старший лейтенант парились в полной форме – с галстуками и длинными рукавами.– Бля, щас Дуболом даст просраться! – угрюмо процедил Зубач.– Ну, кто его заделал? – обыденно спросил подполковник. У него была красная физиономия выпивохи, однако от коренастой фигуры веяло уверенностью и животной силой. Биологическая волна была так сильна, что даже Волк ощутил чувство беспокойства.– Сам он, гражданин начальник. – Маленький лупоглазый Лубок для убедительности прижал одну руку к груди, а второй показал куда-то в сторону параши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20