Знаешь зачем?– Ну?– Чтобы я отказался. Или выступил на него. Пришить меня хочет, не понял еще?– Чего там не понял. Сам слышал, как он Скелету шептал…Расписной обернул распухшую руку цыгана листьями и травой, сверху обмотал лоскутом арестантской робы, рывком совместил обломки костей и зафиксировал шиной из прочных веток.– Что… шептал?.. – Челюсть стойко перенес болезненную процедуру, только на лице выступили крупные капли пота.– Что надо тебя завалить. На хер нам обуза с одной клешней… Только тихо, чтоб никто не видел. Так что Держись ближе ко мне… Готово. Теперь вставляй в перевязь, пусть висит на шее – быстрей заживет.Все это Расписной придумал. Но в жестоком уголовном мире любое семя подозрения находит благоприятную почву.– Ну паскуда… Я его первый сделаю!Цыган недобро ощерился, обнажив большие неровные зубы.Темнота сгустилась окончательно, и красноватые блики разгоревшегося костра придавали зловещий вид лицам окружавших его людей. Осматривающий растертые ноги Груша наклонил голову, пухлые щеки лоснились, как у насосавшегося упыря. Привалившийся к дереву Скелет напоминал истлевшего мертвеца. Изломанные тенями Зубач, Утконос и Катала казались вынырнувшими из преисподней чертями с тлеющими угольками в черных глазницах.– Надо бы порыскать вокруг, жратву поискать, – сказал Груша.– Тут вокруг волки рыщут, как бы ты сам жратвой не оказался, – реготнул Утконос.– Так часто бывает – пошел за харевом, а самого отхарили. – Зубач длинно плюнул в костер.– Мы раз рванули с пересылки и «корову» прихватили. Здоровый такой фраер, молодой, из деревни. Забили баки: мол, нам сила твоя в пути нужна, потом всю жизнь в авторитете ходить будешь…– И что? – заинтересовался Катала.– Через плечо. Двести километров по тундре, три дня он сам шел, а потом мы его разделали. Тем и продержались всю дорогу.– И как она, человечинка? – не унимался Катала.– Ништяк. Сладковатая, сытная…– Тихо! – Утконос привстал, вглядываясь в темноту. – Слышьте, кажись, ходит кто-то…У костра наступила настороженная тишина. Вокруг шелестел ночной лес, но в обычном шумовом фоне Расписной разобрал лишний звук.– Чего хипешишься, – процедил Зубач. – Вроде без кайфа, а глюки ловишь!– Кому здесь ходить… Только зверям, – поддержал его Катала.– Сука буду, слышал…– Я вкуса не разобрал, – сказал Катала.–Чего?– Раз дрался с одним рогометом, ухо ему и отгрыз. Только сразу выплюнул, не распробовал. Соленое вроде…– Ша! – вскинул ладонь Расписной.Снова все смолкли, и вновь донесся запоздавший хруст. Расписной понял, что к ним подбирается человек и сейчас он замер на месте с поднятой ногой.– У кого пушка? Быстро!Зубач заерзал, сунул под себя руку и суетливо достал пистолет, неловко поворачивая ствол то в одну, то в другую сторону. Он явно ничего подозрительного не слышал.– Ну?! Чо волну гонишь?– Ха-ха-ха! – раздался из кустов визгливый, какой-то нечеловеческий смех.Что-то темное, с хвостом, пролетело над костром и упало Груше на колени. Тот истошно заорал, рванулся в сторону и повалился на Скелета. Охваченные ужасом беглецы вскочили на ноги, шарахаясь в разные стороны. Зубач выстрелил наугад – раз, другой, третий… С другой стороны костра дважды пальнул Катала.– Обосрались, ха-ха-ха, все обосрались! – Прямотам, куда ушли пули, материализовался криво усмехающийся Хорек с топором в руке. – А я вам хавку принес. Тут деревня близко…Рядом с костром лежала крупная беспородная собака с разрубленной головой.– Уф… – Зубач перевел дух. – Пришили бы тебя, узнал бы, кто обосрался… Ну ладно, давай, жрать охота!Собаку разделали, зажарили и съели. Хорек держался героем и косноязычно рассказывал о своих приключениях.– Секу в окно, гля – баба раздевается, сиськи – во, до пупа… Белые… И ляжки белые, мягкие…– Ну?! Чего ж ты не бабу, а кобеля приволок? – спросил Груша, обсасывая красную то ли от бликов костра, то ли от крови косточку.– Он мне, паскуда, чуть яйца не отгрыз! И выл потом… Шухер поднялся, мужики набежали… Еле сделал ноги. Ну да можно завтра пойти…– Завтра, завтра! – Груша швырнул кость в огонь, сноп искр брызнул на ногу Утконосу, тот выругался.– Ты чо? Или крыша едет от суходрочки?– Баба небось слаще кобеля? – поддразнил Катала. – Чего ее не притащил?– Тяжелая… Я б ее лучше там отхарил, а сюда ляжку на хавку…– А Расписной бабий фляш Фляш – мясо (блатной жаргон)

хавать бы не стал, – внезапно сказал Зубач. – Точняк не стал бы?– Нет. – Расписной качнул головой.– В падлу, да? Пса голимого Голимый – презираемый, противный

жрать не в падлу, а бабу чистую – в падлу? Как так выходит?– Вот если мы с тобой недели две в пустыне прокантуемся, тогда узнаешь, как выходит!– Так ты меня что, за пса держишь? – Зубач угрожающе скривился и наклонился вперед, шаря ладонью за поясом.– Ты сам себя за хобот держишь. – Расписной рассмеялся, показал пальцем. – Сейчас кайф словишь?Усмехнулся Катала, прыснул Скелет, визгливо хихикнул Утконос, в открытую захохотали Челюсть и Хорек. Зубач поспешно вынул руку из штанов.– Пушка провалилась, – буркнул он. – Ну ладно, метла у тебя чисто метет Метла чисто метет – язык хорошо подвешен

. А шухер ты в цвет поднял, вертухаи поучиться могут! И лепила Лепила – врач

классный – вон как Челюсти руку подвесил. И где тебя этому учили?Улыбка у него была нехорошая: подозревающая, даже того хуже – догадывающаяся. Именно такой улыбкой он встретил Расписного при первом знакомстве. Глава 2ПО КРУГАМ АДА Камера Бутырки напоминала преисподнюю: густо затянутое проволочной сеткой и вдобавок закрытое ржавым намордником окно под потолком, шконки в три яруса, развешанные на просушку простыни, белье, носки, непереносимая духота и влажность, специфическая вонь немытых тел, параши и карболки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20