Мари села в свою ка
рету и покинула «Варьете», не дожидаясь конца спектакля. Немного погодя
фиакр высадил Дюма, Дежазе и Клеманс Пра у дверей дома Клеманс, где они дол
жны были ждать дальнейшего развития событий. В романе «Дама с камелиями»
Дюма рассказывает об этой сцене, но там он превратил Штакельберга в «ста
рого герцога», а Клеманс Пра назвал Прюданс Дювернуа.


«Ч Старый герцог сейчас у в
ашей соседки? Ч спросил я Прюданс.
Ч Нет, она должна быть одна.
Ч Но ей, наверное, ужасно скучно!
Ч Мы часто проводим вечера вместе. Когда она возвращается, она зовет мен
я к себе. Она обычно не ложится до двух часов ночи. Она не может раньше засн
уть.
Ч Почему?
Ч Потому что у нее больные легкие и ее почти всегда лихорадит».

Вскоре Мари крикнула из своего окна Клеманс, чтобы та пришла и освободил
а ее от докучливого гостя, графа N, который до смерти ей надоел.
Ч Никак не могу, Ч сказала Клеменс Пра. Ч У меня сидят два молодых челов
ека: сын Дежазе и сын Дюма.
Ч Берите их с собой. Я буду рада кому угодно, лишь бы избавиться от графа. П
риходите скорее!
Все трое поспешили на ее зов и застали в гостиной соседнего дома Мари за ф
ортепьяно и графа, прислонившегося к камину.
Она любезно приняла молодых людей, а с графом обращалась так грубо, что он
вскоре откланялся. Мари сразу развеселилась. За ужином все много смеялис
ь, но Дюма было грустно. Он восхищался бескорыстием этой женщины, которая
прогнала богатого поклонника, готового ради нее разориться; он страдал,
видя, как это возвышенное существо пьет без удержу, «ругается, как грузчи
к, и тем охотнее смеется, чем непристойнее шутки». От шампанского ее щеки п
олыхали лихорадочным румянцем. К концу ужина она зашлась в кашле и убежа
ла.
Ч Что с ней? Ч спросил Эжен Дежазе.
Ч Она слишком много смеялась, и у нее началось кровохарканье, Ч ответил
а Клеманс Пра.
Дюма пошел к больной. Она лежала, уткнувшись лицом в софу. Серебряный таз,
в котором виднелись сгустки крови, стоял на столе.


«Я приблизился к ней, но она
не обратила на меня никакого внимания; я сел и взял ее руку, лежавшую на ди
ване.
Ч Ах, это вы? Ч сказала она с улыбкой. Ч Разве вы тоже больны?

Ч Нет, но вы… вам все еще плохо?
Ч Ничего, я уже к этому привыкла.
Ч Вы себя убиваете, Ч сказал я ей взволнованным голосом, Ч мне хо
телось бы быть вашим другом, вашим родственником, чтобы помешать вам губ
ить себя.
Ч Чем объяснить такую преданность моей особе?
Ч Той непреодолимой симпатией, которую я питаю к вам.
Ч Значит, вы в меня влюблены? Так скажите об этом прямо, это проще.

Ч Если я и признаюсь вам в любви, то не сегодня.
Ч Лучше будет, если вы этого никогда не сделаете.
Ч Почему?
Ч Потому что это может привести только к двум вещам.
Ч К каким?
Ч Либо я вас отвергну, и тогда вы на меня рассердитесь, либо сойдус
ь с вами, и тогда у вас будет незавидная любовница: женщина нервная, больна
я, грустная, а если веселая, то печальным весельем. Подумайте только, женщи
на, которая харкает кровью и тратит сто тысяч франков в год! Это хорошо для
богатого старика, но очень скучно для такого молодого человека, как вы… В
се молодые любовники покидали меня.
Я ничего не ответил, я слушал. Эта ужасная жизнь, от которой бедная д
евушка бежала в распутство, в пьянство и в бессонницу, произвела на меня т
акое впечатление, что я не находил слов.
Ч Однако, Ч продолжала она, Ч мы говорим глупости. Дайте мне руку
, и вернемся в столовую».

Почему она стала его любовницей? Он был беден, а страстные признания в люб
ви ей доводилось выслушивать не меньше десяти раз на дню. Но он продолжал
свои атаки с пламенным упорством. «Эта смесь веселости, печали, искренно
сти, продажности и даже болезнь, которая развила в ней не только повышенн
ую раздражительность, но и повышенную чувственность, возбуждали страст
ное желание обладать ею…» В ней жила трогательная непосредственность, «
временами она страстно рвалась к более спокойной жизни… Пылкая, она легк
о поддавалась искушению и была падка на наслаждения, но при этом не терял
а гордости и сохраняла достоинство даже в падении».
Молодому Дюма не были чужды благородные порывы: любовь к матери научила
его жалеть всех женщин, несправедливо выброшенных из общества. Чистосер
дечный, несмотря на всю свою пресыщенность, он сочувствовал их горестям,
умел вызывать их на откровенность и угадывал слезы под маской притворно
го веселья. К куртизанкам он был бесконечно снисходителен. Он считал их н
е преступницами, а жертвами. Они были благодарны ему за то уважение, котор
ое он им выказывал в их унижении. И нет никакого сомнения, что именно это п
ривлекало к нему Мари Дюплесси. Однажды она сказала ему: «Если вы пообеща
ете беспрекословно выполнять все мои желания, не делать мне никаких заме
чаний, не задавать никаких вопросов, то, быть может, в один прекрасный день
я соглашусь вас полюбить…»
Какой юноша в двадцать лет откажется дать такое невыполнимое обещание? И
на время Мари бросила почти всех своих богатых покровителей ради этого
серьезного и красивого «пажа». Ей доставляло удовольствие, вновь превра
тившись в гризетку, гулять с ним по лесу или по Елисейским полям. В ее комн
ате, «где на возвышении стояла великолепная кровать работы Буля, ножки к
оторой изображали фавнов и вакханок», она давала ему упоительные «празд
нества плоти». Ах как ему нравились ее огромные глаза, окруженные черным
и кругами, ее невинный взгляд, гибкая талия и «сладострастный аромат, кот
орым было пронизано все ее существо»!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11