Это известие повергло его в грусть и раск
аяние. Нельзя сказать, что он плохо обошелся с Мари, но он был слишком суро
в, а следовательно, несправедлив к бедной девушке, чья жизнь была столь тя
желой, что ее ни в чем нельзя винить. Недовольный собой, он решил с жаром вз
яться за работу и расплатиться со всеми долгами. Но такую клятву гораздо
легче дать, чем сдержать. Когда он возвратился в Париж, ему в глаза бросило
сь объявление, возвещавшее о посмертной продаже мебели и «предметов рос
коши» в доме № 11 по бульвару Мадлен. Лиц, желающих что-нибудь приобрести, пр
иглашали посетить квартиру, где была выставлена вся движимость. Дюма-сы
н помчался туда. Он вновь увидел мебель розового дерева, бывшую некогда с
видетельницей его короткого счастья, тончайшее белье, облекавшее нежно
е и прелестное тело, платья покойницы, за право обладать которыми будут с
порить так называемые порядочные женщины. Он был потрясен и, возвративши
сь домой, написал свое лучшее стихотворение:


Расстался с вами я, а почему
Ч не знаю,
Ничтожным повод был: казалось мне, любовь
К другому скрыли вы… О суета земная!
Зачем уехал я? Зачем вернулся вновь?

Потом я вам писал о скором во
звращенье,
О том, что к вам приду и буду умолять,
Чтоб даровали вы мне милость и прощенье.
Я так надеялся увидеть вас опять!

И вот примчался к вам. Что виж
у я, о боже!
Закрытое окно и запертую дверь.
Сказали люди мне: в могиле черви гложут
Ту, что я так любил, ту, что мертва теперь.

Один лишь человек с поникшей
головою
У ложа вашего стоял в последний час.
Друзья к вам не пришли. Я знаю: только двое
В последнем шествии сопровождали вас.

Благословляю их. Они одни по
смели
С презреньем отнестись к тому, что скажет свет,
Умершей женщине не на словах Ч на деле
Отдав последний долг во имя прошлых лет.

Те двое до конца ей верность
сохраняли,
Но лорд ее забыл, и князь прийти не мог;
Они ее любовь за деньги покупали
И не могли купить надгробный ей венок.


Чарлз Диккенс присутствовал на аукционе. «Там собрались все парижские з
наменитости, Ч писал он графу д'Орсе. Ч Было много великосветских дам, и
все это избранное общество ожидало торгов с любопытством и волнением, ис
полненное симпатии и трогательного сочувствия к судьбе девки… Говорят,
она умерла от разбитого сердца.
Что до меня, то я, как грубый англосакс, наделенный малой толикой здравого
смысла, склонен думать, что она умерла от скуки и пресыщенности… Глядя на
всеобщую печаль и восхищение, можно подумать, что умер национальный геро
й или Жанна д'Арк. А когда Эжен Сю купил молитвенник куртизанки, восторгу п
ублики не было конца».
Диккенс, несмотря на свою сентиментальность, был, как он сам признавал, сл
ишком англосаксом, чтобы его могла тронуть участь женщины легкого повед
ения. Дюма же купил «на память» золотую цепочку Мари. Распродажа дала 80 917 ф
ранков, что с лихвой покрыло пассив наследства. Мари Дюплесси завещала д
еньги, которые останутся после уплаты долгов, своей нормандской племянн
ице (дочери ее сестры Дельфины и ткача Паке), поставив условием, чтобы насл
едница никогда не приезжала в Париж.
Жизнь и смерть Мари Дюплесси сыграли решающую роль в моральной эволюции
Дюма-сына. Его отец, как и все романтики, воспевал права страсти, но сам оче
нь скоро перестал следовать этим идеалам. Любовницам типа Мелани Вальдо
р он предпочитал снисходительных и непостоянных девиц. Его сын с двадцат
и лет тоже пристрастился к необременительным увлечениям, но пример мате
ри показал ему, к каким печальным последствиям приводят подобные связи;
судьба Мари окончательно убедила его, что комедия удовольствий в жизни,
увы, слишком часто оборачивается трагедией.
В мае 1847 года он отправился на прогулку в Сен-Жермен и вспомнил тот день, ко
гда он скакал по лесу с Эженом Дежазе. Оттуда друзья отправились в «Варье
те», что положило начало его роману с Мари.
Александр снял комнату в отеле. «Белая лошадь», перечитал письма Мари и н
аписал о ней роман под названием «Дама с камелиями». <…>

Жюль Жанен
Мари Дюплесси

В 1845 году, в эпоху благоденствия и мира, когда молодая Франция была осыпана
всеми дарами ума, таланта, красоты и богатства, в Париже проживала молода
я, замечательно красивая и привлекательная особа. Где бы она ни появляла
сь, все, кто видел ее в первый раз и не знал ни имени, ни профессии, обращали
на нее почтительное внимание. И действительно, у нее было самое безыскус
ственное, наивное выражение лица, обманчивые манеры, смелая и вместе с те
м скромная походка женщины из самого высшего общества; лицо у нее было се
рьезное, улыбка значительная, и при виде ее можно было повторить слова Эл
левью об одной придворной даме: не то это кокотка, не то герцогиня.
Увы, она не была герцогиней и родилась на самом низу общественной лестни
цы. Нужно было иметь ее красоту и привлекательность, чтобы в восемнадцат
ь лет так легко перешагнуть через первые ступени. Помню, я встретил ее в пе
рвый раз в отвратительном фойе одного бульварного театра, плохо освещен
ного и переполненного шумной публикой, которая обыкновенно относится к
мелодраме как к серьезной пьесе. В толпе было больше блузок, чем платьев, б
ольше чепцов, чем шляп с перьями, и больше потрепанных пальто, чем свежих к
остюмов. Болтали обо всем: о драматическом искусстве и о жареном картофе
ле, о репертуаре театра Жимназ и о сухарях в театре Жимназ, но когда в этой
странной обстановке появилась та женщина, казалось, что взглядом своих п
рекрасных глаз она осветила все эти смешные и ужасные вещи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11