Может, нужно чего оттяпать? Ну, одевайся, кормилец.— Береги себя. Валя, — с любовью сказал Филатов. — Сам знаешь, то да се, подвижки льда…— С чего обо мне такая забота?— Как с чего? Ты же наш аварийный запас!— Вот еще, — скривился Непомнящий. — Я верблюжатину не ем.— Запомним, запомним, — одеваясь, мстительно проговорил повар. — Когда ты дежуришь, в пятницу? Будем делать котлеты.— Прости, отец! — Непомнящий рухнул на колени. Худшим наказанием для дежурного по камбузу было крутить огромную, как лебедка, мясорубку. — Бес попутал! Семенов тихо посмеивался в углу.— Эй, на галерке! — прикрикнул Бармин, — Веня, раздевайся до пояса.Филатов с готовностью спустил штаны.— Может, выпороть мерзавца? — раздумчиво произнес Бармин, расстегивая ремень.— Ах, до пояса, — догадался Филатов, поспешно натягивая штаны. — Так бы и сказал, что интересуешься верхней частью клиента. Дышать или не дышать?— Потише, симулянты! — рявкнул Бармин, стягивая руку Филатова жгутом.— Так… Сто на шестьдесят, упадок сил, будем тебя спасать. На завтрак — дополнительное куриное крылышко, на ночь — питательный клистир. Не дыши… Покажи горлышко, а-а-а! Ах, какой у нас плохой зубик, дырочка в нем нехорошая… Болит?— Ы-ы, — болезненно промычал Филатов. — Не трогай!— Почистим зубик, пострел ты этакий. — Бармин погладил Филатова по всклокоченной черной шевелюре. — Хочешь послушать, как у дяди-доктора машинка работает?— Зря с ним связываешься, Веня. — Дугин достал из кармана плоскогубцы.— Давай я по-нашему, по-простому.— Еще раз открой ротик. — Бармин вытащил из ящика стола коробочку. — Скушай витаминчик, детка, и беги играть.Тут же послышался шорох и из-за печки выполз Махно. Началось любимое всеми представление. Бармин потряс коробочкой — безотказный прием, превращавший Махно в отпетого подхалима. Он тут же сотворил стойку и замер с раскрытой пастью и затопленными елеем глазами: необходимое условие для получения волшебного лакомства, которое Махно любил больше всего на свете.— Слабовато, — придрался Бармин. — Нет священного трепета.Огромный Махно напрягся и по-щенячьи взвизгнул.— Теперь то, что надо, — удовлетворился Бармин и швырнул в подставленную пасть два шарика. — Все, граждане, поезд дальше не пойдет, просьба освободить вагоны.Люди стали нехотя расходиться. Медпункт на станции был филиалом кают-компании, посещаемый тем более охотно, что хорошие фильмы уже по нескольку раз смотрели, а на остальные почти никто не ходил. Вот и тянулись люди к доктору…— Как ребята? — спросил Семенов.— Бизоны! Вот залечу Вене клык, и можно закрывать лавочку. Раздевайся, Николаич.Личным составом Семенов был доволен. За полгода до описываемых событий его вызвали в кадры института. Все тот же Муравьев, старый и совсем седой, но по-прежнему цепко державший кадры в сухих, изломанных артритом руках, неодобрительно взглянул на Семенова.— Болтаешь много, Сергей.— О чем? — Семенов пожал плечами.— Того не возьму, этого не возьму… Кого дам, того и возьмешь! Вот тебе список, знакомься. Семенов мельком взглянул на список.— Людей, Михаил Михалыч, я буду подбирать сам.Муравьев с силой ударил кулаком по столу.— Возомнил! Думаешь, свет на тебе клином сошелся! Иди!Семенов круто повернулся, пошел к двери и услышал:— Погоди, давай торговаться… Кто тебе не нравится, Покатаев? Найди такого гидролога, из-за него десять начальников переругались!— Их дело, — отмахнулся Семенов. — Циник, сквернослов… Вот что, Михалыч, зимовать с людьми не вам, а мне. В таком деле на торговлю я не пойду.Так что в дрейф Семенов взял тех, кого хотел.Как всегда в таких случаях, сел за стол и долго советовался с Андреем. И хотя Андрей уже давно не мог говорить, Семенов в его молчании угадывал одобрение или возражение, взвешивал, спорил, доказывал. «Каждый свой поступок проверяй с предельной беспощадностью», — напоминал Андрей, и Семенов обещал проверять. Было трудно и немного нелепо думать за двоих, почти что как играть с самим собой в шахматы, но Семенову и в голову не приходило видеть в этом игру, потому что, сосредоточившись, он явственно слышал голос Андрея и улавливал его мысли. «Абсолютно, предельно честен… ни грамма фальши» — это о Филатове. «Два раунда проиграл вчистую, третий за ним! Третий раунд, Сергей, — самый важный!» — это уже в больнице, про Груздева. «Славный мальчишка такой, глаза — как дождем вымытые, пусть Костя Томилин воспитает» — о Соболеве. Потом, очнувшись, Семенов с горечью думал, что Андрея нет, но все равно, как всегда после разговора с ним, на душе становилось светло и покойно.Не хотел Семенов брать Филатова — Андрей настоял, убедил; долго колебался, приглашать ли Груздева — опасался равнодушного оскорбительного отказа, но опять же Андрей настоял: прям, искренен, а что не подлаживается — тебе же лучше, будет на ком решения проверять. Минутко, опытнейший радист, в дрейф просился, а взял Соболева, мальчишку без биографии, за одни лишь чистые глаза, что так Андрею пришлись по душе. Хорошо работает мальчишка, лет через десять будет асом. «Товарища по зимовке выбирай, как жену выбираешь», — вспомнилось старое. За два месяца дрейфа не раз анализировал Семенов поведение, личности тринадцати своих товарищей и, хотя видел, что иные из них не совсем такие, какими казались на Большой земле, за выбор себя не корил. Впрочем, два человека оказались на станции по воле случая. За неделю до начала экспедиции попали в автомобильную аварию уже оформленные метеоролог и аэролог, и на их место срочно пришлось оформлять малознакомых людей. Рахманова, уже немолодого метеоролога старой школы, рекомендовал Пухов, а Осокина пришлось брать из резерва без всяких рекомендаций — просто другого свободного аэролога не оказалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55