По-моему, его немного мучает совесть.– В каком смысле?– Ему кажется, что он много с тебя взял.– Экий артист! – не удержался Илларион от восхищенного возгласа. – Это же просто великий талант!– Да, Матвей Исаакович – деловой человек, подтвердил Пигулевский. –Ты не заедешь? Попили бы чайку, заодно ты бы рассказал, как там у вас все прошло с Гершковичем. Ведь недели три уже не виделись.– Не знаю, право, Марат Иванович. Я ведь только что из деревни, из имения, так сказать. Собирался на недельку порыбачить, есть тут неподалеку одно исключительное озерцо, да вот проездом заскочил в город осмотреться, что и как.Если что, я позвоню, чтобы не падать как снег на голову.– На этот счет можешь не беспокоиться, тебе всегда рады.Илларион подумал, что не худо было бы и в самом деле навестить старика, поболтать о всякой всячине за чашкой крепкого чая в уютной задней комнатушке антикварной лавки, что на Беговой, посмотреть, чем пополнилась за время его отсутствия коллекция старинного приятеля. Прощаясь с антикваром, Забродов мысленно дал себе слово непременно съездить на Беговую в ближайшие дни.Положив трубку, он двинулся было в сторону кухни, устремляя помыслы к аппетитному видению шипящей на сковороде яичницы, но телефон, словно только и дожидался, когда к нему повернутся спиной, немедленно разразился мелодичной трелью.– Сговорились, честное слово, – пробормотал Забродов, беря трубку. – Слушаю, – без излишней приветливости сказал он.– Ты чего рычишь, Забродов? – немедленно отозвалась трубка голосом его лучшего друга и бывшего начальника Андрея Мещерякова. – Зубы болят?– Жрать охота, – честно признался он. – Привет, полковник.– Привет, привет, капитан. Совсем ты разнежился на пенсионерских хлебах – жрать ему, видите ли, охота. Назад еще не надумал? Ко мне под крылышко, а?– Насиделся я уже у тебя под крылышком. Не самое, между прочим, уютное место на свете. А ты еще не генерал?– Да вроде нет пока. И, главное, не светит.– Странно. Разведка-то работает, да еще как!– Что ты имеешь в виду? – насторожился Мещеряков.– Только то, что вот меня три недели дома не было, заскочил на минутку, не успел порог переступить, а ты – вот он.– Вон оно что… Ну, выходит, повезло.– Да ладно, не скромничай. Выкладывай, зачем звонишь. Ты ведь просто так, без надобности, номер набрать не сподобишься. Выпить, наверное, не с кем?– Ну, на это опасное дело добровольцев всегда хоть отбавляй. Хотя-а… Идея сама по себе стоит того, чтобы ее обдумать. Но звоню я по другому поводу. Видишь ли, есть разговор.– Так говори, что ты тянешь?– Не хотелось бы по телефону.– Все-таки тебе, полковник, выпить не с кем. Начальство с собой не зовет, а с подчиненными сам не хочешь – субординацию блюдешь. Ну, приезжай, найду граммов двадцать по старой дружбе.– Дурак ты, Забродов, и не лечишься, – в сердцах сказал Мещеряков, который никак не мог привыкнуть к забродовскому стилю общения.– Медицина в данном случае бессильна, – бодро отрапортовал Забродов.– Пора бы тебе повзрослеть.– Пора бы тебе помереть, – вспомнив Хемингуэя, немедленно среагировал Илларион.– Тьфу на тебя, – сказал полковник ГРУ Мещеряков и от души грохнул трубкой по аппарату.Илларион Забродов ухмыльнулся – он любил дразнить Мещерякова. Несмотря на то, что их знакомство насчитывало не один десяток лет, занятие это ему не приедалось: уж очень благодарный был материал.Впрочем, улыбка быстро сбежала с его лица. Уж кого-кого, а своего бывшего начальника Илларион знал вдоль и поперек, и настроение его мог безошибочно определить даже по телефону. И сейчас, несмотря на кажущуюся непринужденность разговора, он мог поклясться, что Мещеряков чем-то очень серьезно озабочен.Гадать о причинах этой озабоченности, не имея никакой информации, Илларион не собирался, и потому постарался до поры выбросить все это из головы, сосредоточившись на своей яичнице. Фортуна была к нему благосклонна – он успел зажарить яйца, приготовить салат и даже употребить все это великолепие по прямому назначению до того, как в дверь постучали.«Эк его припекло, – подумал он о Мещерякове, неторопливо направляясь в прихожую. – На крыльях, что ли, летел?» Пока он шел, вежливый стук превратился в настойчивую барабанную дробь, гулко отдававшуюся в пустом колодце лестничной клетки.– Да что ж тебя так разбирает-то, болезный? – пробормотал Илларион, отпирая дверь.За дверью, вопреки ожиданиям капитана, оказался вовсе не Мещеряков.Совершенно незнакомый Забродову амбал, облаченный, несмотря на жару, в удушливо-черный двубортный костюм и солнцезащитные очки, не говоря ни слова, уверенным жестом вытянул перед собой внушительного вида верхнюю конечность и попытался отодвинуть Забродова с дороги. За его спиной маячили еще какие-то темные фигуры.Осмысление ситуации Забродов оставил на потом. Аккуратно перехватив упиравшуюся ему в грудь руку, Илларион отработанным движением завернул ее амбалу за спину. Амбал при этом совершил изящное танцевальное па, развернувшись на сто восемьдесят градусов вокруг собственной оси и поневоле приняв слегка наклонное положение – нежничать с ним Забродову было недосуг. Высвободив левую руку, Илларион несильно рубанул гостя ребром ладони по шее, одновременно придав ему начальное ускорение коленом. Маячившие на площадке личности едва успели посторониться. Когда щека амбала соприкоснулась с выложенным кафельной плиткой полом, он был уже в отключке, а дверь забродовской квартиры снова захлопнулась.В нее немедленно постучали снова. Это уже не лезло ни в какие ворота.– Кто там? – как ни в чем не бывало спросил Илларион, тут же из предосторожности сделав два бесшумных шага в сторону на тот случай, если визитеры надумают стрелять в дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17