Голова, конечно, раскалывалась, и, похоже, не хватало парочки передних зубов, но все остальные части тела вроде бы были на месте и в относительном порядке. Кроме того, в самом низу колоды у него был припрятан козырный туз, о котором эти веселые парни не знали и знать не могли. Успеть бы только сделать ход…Закончив мысленно инспектировать свои внутренние органы и прочие руки-ноги, капитан стал прислушиваться к голосам. Судя по всему, один из ментов – вроде бы, сержант – нес при нем караульную службу, а другой как раз завершал тщательный – и тщетный – обыск машины.– Вот блин, надыбали мы с тобой работенку, Степанов, – сетовал он, заканчивая потрошить заднее сиденье. – Сейчас бы домой, к теплой бабе под бок, а тут болтайся, как хрен в проруби…– К бабе – это дело, – согласился Степанов, – Как твое хозяйство-то, цело?Я уж было подумал, что больше тебе по бабам не ходить.– Обижаешь, – хмыкнул лейтенант. – В школе милиции, чтоб ты знал, перед выпуском всем будущим лейтенантам яйца покрывают скорлупой повышенной прочности – для сохранности ценного генофонда, понял? Как там наш крестник – жив еще?– Да жив, куда он денется.– Куда денется… Дурак ты, боцман, и шутки у тебя дурацкие. Вот замочил бы ты его раньше времени, что бы тогда делал? Посылочки-то не видать, а без нее возвращаться не ведено. У кого бы ты тогда про посылочку спросил? Проверь-ка, кстати: может, он уже выспался?Степанов ткнул Алехина сапогом под ребра. Капитан застонал и открыл глаза.– С добрым утречком, – приветствовал его сержант. – Милости просим обратно в компанию. Скажешь, что у тебя спрашивают, или еще поиграем?Алехин с трудом разлепил разбитые в лепешку губы.– У тебя дети есть, Степанов? – прохрипел он.– Нету, – растерялся тот. – На хрена они мне нужны, спиногрызы?– Это хорошо, – сказал Алехин.– Чего это?– Мудаков на свете меньше.Он попытался приподняться, и тут Степанов, сладострастно хэкнув, нанес ему полновесный удар в живот. Алехин, корчась, пытался отползти к машине, беспомощно скребя ногами по земле, а раскрасневшиеся, вошедшие в раж гаишники азартно избивали его сапогами и прикладами автоматов.– Гля, Петрович, ползет! – пропыхтел Степанов, деловито обрабатывая правый бок своей жертвы остроносыми хромовыми сапожищами сорок пятого размера.– Пускай ползет, – отозвался лейтенант, трудясь над левым боком. – Земля круглая, приползет обратно, как миленький. И ведь какой, пидорюга, упорный! Ну, куда ты ползешь? Ползком от нас не уйдешь. Ни ползком, ни бегом, ни на машине, потому как мы – органы охраны правопорядка! Правопорядка, ясно? А ты, пидор гнутый, мешаешь нашей работе, колоться не хочешь. Где посылка, паскуда? Где, говори!Некоторое время возле шлагбаума слышались только глухие звуки ударов да хриплое одышливое дыхание трех человек, затеявших в этом забытом месте старую как мир игру. Постепенно Алехин почти перестал ощущать боль. На свете не осталось ничего – ни боли, ни надежды, ни даже обиды. Ничего, кроме почти инстинктивного стремления доползти до машины, забиться под обросшее грязью днище, туда в душную темноту, где не достанут ни сапожища, ни приклады…Ухватившись онемевшими руками за крошащийся под пальцами, изъеденный ржавчиной нижний край кузова, он мучительно медленно стал подтягивать вперед ставшее непомерно тяжелым тело, помогая себе непослушными ногами. Вот уже пальцы нащупали карданный вал… еще немного…– Куд-да, сучара? – с лютым весельем спросил лейтенант. – Ишь, какой хитрец выискался! Степанов, ну-ка, верни его на место! Я с ним еще не закончил.Степанов с готовностью забросил автомат за спину и ухватился за торчащие из-под машины ноги в кроссовках. В последний момент во всем этом ему почудилось что-то до боли знакомое, но вспоминать было некогда, и он изо всех сил потащил этого козла вонючего из-под его ржавой телеги. Это оказалось неожиданно легко: козел, как видно, совсем спекся, и через мгновение он уже был весь снаружи – распластанный, готовый к употреблению и с каким-то белым свертком в руках.– Эт-то еще что тако… – начал было лейтенант, но Степанов уже вспомнил.Выпустив ноги этого придурка, который на деле оказался не таким уж придурком, сержант столичной ГАИ Степанов попытался закрыть лицо руками и каким-то чужим, тонким, как у персонажа мультфильма, голосом пискнул:– Не на…Был такой боевик – давненько уже. Американский, кажется.Еще в застойные времена.Сверкнули вспышки выстрелов – раз, два и еще раз, для верности, потому что лейтенант еще стоял, медленно наклоняясь. Стало тихо, лишь звякнула, откатившись, медная гильза.Бывший инспектор ГАИ лейтенант Дробов мягко повалился на труп бывшего сержанта Степанова, несколько раз судорожно подергал ногами в запылившихся сапогах и умер, так и не успев понять, что же, собственно, произошло.Алехин с трудом поднялся и встал, шатаясь, как пьяный, борясь с подступающей к горлу тошнотой. Дыхание с хрипом и свистом вырывалось из груди, перед глазами плыли разноцветные круги. Держась рукой за крышу кабины, он наклонился, и его вырвало.После этого стало немного полегче, и капитан сумел, превозмогая боль, пронзавшую тело при каждом движении, кое-как, по частям разместиться на распоротом сиденье своего «опеля». «Парабеллум», аккуратно завернутый в сплошь залепленный дорожной грязью полиэтиленовый пакет, он положил на переднее сиденье. Так-то, ребятки.Он медленно, с трудом притянул к себе дверцу и захлопнул ее. Это движение отозвалось такой болью в переломанных ребрах, что он не сдержал стон и некоторое время сидел неподвижно, из последних сил стараясь не потерять сознание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17