Я не наемный убийца и становиться им не намерен. Не спорю, я мог бы справиться с этой работой успешнее многих, но я не собираюсь мараться в грязи, будь то политика или какие-то финансовые махинации. А вашего информатора, – добавил он, помолчав, – я рано или поздно вычислю и проведу с ним воспитательную работу. Так что убирайтесь-ка к чертовой матери, вы мне надоели.Разговор окончен.– Не ершись, капитан, – процедил гость сквозь зубы. – Разговор закончится тогда, когда я его закончу. И не петушись, дружок, а то как бы не пришлось потом пожалеть.– А вот я сейчас выбью из тебя дерьмо, – сказал Забродов, вставая, – и посмотрю, буду ли я об этом жалеть.– Грубо, – сказал гость, направляя на Иллариона пистолет, слишком незаметно для непрофессионала оказавшийся у него в руке. – Совершенно некорректно. А ну, сядь.– Сейчас вы уберете пистолет и выйдете из квартиры, – сказал Илларион, – после чего мы оба забудем этот разговор. Я не собираюсь ни помогать вам, ни мешать, так что делить нам нечего. Могу дать бест, платный совет: попробуйте все-таки договориться с вашим оппонентом. Но если вы и дальше будете размахивать своим пугачом, я его отберу, а потом спущу вас с лестницы. И не вздумайте путаться под ногами – от несчастных случаев не застрахован никто. Проваливайте! * * * – Что ж, – сказал гость, неохотно убирая пистолет. Илларион заметил, что это был «кольт» – 44. – Мне очень жаль, что наш разговор заканчивается на такой ноте. –Вы выбрали незавидную судьбу, капитан Забродов.– Всего хорошего, – сказал Илларион, закрывая за гостем дверь.Он уселся в кресло и, выдвинув ящик письменного стола, взял в руки один из своих ножей. Рассеянно поглаживая пальцами остро отточенную сталь, Илларион Забродов погрузился в раздумья. Что бы это все могло означать? То, что ему предлагали осуществить политическое убийство, не вызывало ни малейшего сомнения.Это однозначно, как любит выражаться один деятель. А кстати, не его ли собираются убрать? Впрочем, куда там. Кому может мешать этот клоун? Да и не обязательно убивать депутата Думы, чтобы придать убийству политическую окраску.Нынче даже алкаши возле пивной бьют друг другу морды по политическим соображениям. Карманная кража в какой-то мере тоже влияет на политику.И чем больше ты украл, тем выше твой политический статус… Чепуха это все, решил он. Все это пустые домыслы. Ведь он, стервец, ухитрился в получасовом разговоре и не назвать ни одного имени, не дать ни малейшей зацепки… Тоже, между прочим, высокий политес, чудеса дипломатии, танец языка… Единственное, что я сейчас могу сделать, – это вытрясти душу из Мещерякова. Если это не он, то ему все равно есть о чем подумать. Этак скоро каждая бабка в гастрономе будет знать мой послужной список, да и не только бабка, и не только мой.А вообще, Забродов, сказал он себе, жди неприятностей, больших и малых.Может, не стоило насчет выбить дерьмо? Ерунда, сути дела это не меняет. Так или иначе, я сейчас отношусь к категории тех, кто слишком много знает. «Как говорил один мой знакомый – покойник: я слишком много знал»… И ведь самое противное, что знаю-то я всего ничего, а именно, что кто-то кому-то подставил ножку и его за это собираются отправить в лучший мир. Больно, надо полагать, споткнулись.К чертям собачьим, решил он, разберутся без меня. А сунутся выяснять отношения – я им покажу творческий подход.И тут раздался стук в дверь.Ну вот, сказал он себе. До чего же все-таки неугомонные… Нерешительно повертев в руках нож, Илларион бросил его в ящик стола и пошел открывать.На этот раз за дверью оказался все-таки Мещеряков, вооруженный до зубов, в полной боевой экипировке: в правой руке у него была бутылка коньяка, в левой – бутылка водки, а под мышкой усматривался какой-то испускающий аппетитные запахи пакет.– Привет пенсионерам! – бодро приветствовал он Иллариона, входя в квартиру.– Чем занимаешься?– А чем все, тем и я. Шашки, пиво, домино, голубей вот в парке кормлю…– Ну, насчет голубей, это ты, брат, переборщил. Сгустил, так сказать, краски. Голубей обычно старушки кормят. Давай, накрывай на стол, душа горит, растравил ты меня. Давно мы с тобой как следует не сидели.– Да, давненько… Только что-то долго ты до меня с горящей душой добирался.– Что, соскучился? То-то же! Я, понимаешь, на Кутузовском в пробку угодил, да пока в магазин, то се… Черт, опять забыл, где у тебя рюмки?– Рюмки в шкафчике над мойкой. И как тебя с таким склерозом до сих пор на пенсию не выперли?– Склероз – профессиональная болезнь разведчика. Всех на пенсию не выпрешь!– Ладно, разведчик, – сказал Илларион, разливая коньяк. – Ты по-прежнему хочешь поговорить, или надобность уже отпала?– Эх, кабы она отпала… – вздохнул полковник. – А почему ты спрашиваешь?Да еще таким странным тоном?Вот что, Андрей. Не могу я с тобой в дипломатию играть, поэтому скажу прямо. Хотя, возможно, впоследствии это мне дорого обойдется… – сказал Илларион и замолчал, подбирая слова.– Так-так, – наклонился вперед Мещеряков, – вступление интригующее. Давай дальше.– Дальше? Дальше будет так. Скажи, каким образом к совершенно посторонним людям могла попасть информация о том, кто я такой, где живу и чем занимался в недалеком прошлом?– Что?! Этого просто не может быть! побледнел Мещеряков.– Ты считаешь, что у меня мания преследования?– Поверь, это было бы лучше. Но у тебя такой тон… Уж не решил ли ты, что источник этой информации – я?– Суди сам. Ты звонишь мне и предлагаешь встретиться. Я приглашаю тебя к себе домой. То есть я нахожусь дома и никуда уходить не собираюсь. Через десять-пятнадцать минут ко мне является какой-то вежливый хлыщ и делает некое предложение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17