– выкрикнул граф Дитрих. Произнеся свое историческое «Я возражу», он, видимо, почувствовал себя свободным от ограничений и формальностей, накладываемых Протоколом. Для Насти это выглядело так, будто посол детей ночи за пару минут смог хорошенько набраться чего-то алкоголесодержащего.
– Рихард, какая муха вас… – раздраженно начал Эсгарот, а потом отвернулся от посла детей ночи как от безнадежного больного. – Ваше величество, давайте соберемся завтра. Если идея честного поединка все еще будет вас интересовать – ради бога, я сам поставлю десять тысяч на вашу победу. Но сегодня… Нам нужно, что называется, переспать с этой ситуацией.
– Если больше переспать не с кем, – радостно прокомментировал Дитрих.
– Голосование о переносе заседания на завтра, – перебил его Фишер. – Кто поддерживает?
Шесть остро заточенных карандашей уставилось в потолок.
– Кто возражает?
Король Утер Андерсон и граф Дитрих подняли свои карандаши.
– Голосование переносится большинством голосов, – подытожил Фишер.
– Какое счастье, что Протокол не позволяет нам убивать друг друга по вопросам регламента, – хрипло проговорил посол двуликих и промокнул виски платком.
– Встречаемся завтра, господа, – напутствовал послов и советников Фишер. – С новыми силами и новыми идеями.
Вторую часть фразы Фишер выделил голосом и посмотрел на Дитриха. Тот развел руками, сохраняя на бледном лице нервную и пугающую улыбку.
– Анастасия…
Настя обернулась на вежливый шепот и увидела Армандо, который приглашал ее покинуть зал заседаний Большого Совета. Послы и советники торопливо складывали бумаги, и лишь король Утер неподвижно сидел во главе стола. Настя успела заметить, как с разных сторон к королю направляются Фишер («Ваше Величество, я хотел бы обсудить с вами..») и Амбер («Папа, что все это значит?!»), но вздрогнул Утер лишь от резкого:
– Где мой сын?
11
Когда Настя вышла из туалетной комнаты, холл перед залом заседаний был почти пуст; «почти» расшифровывалось как граф Рихард Дитрих, который уже не выглядел пьяным, но все же, очевидно, находился под впечатлением своего исторического поступка. Послу явно хотелось излить на кого-то свои чувства, однако прочие дипломаты поспешили покинуть холл, и вот теперь, увидев Настю, Дитрих заулыбался ей как старой доброй знакомой. Настя такого мнения не разделяла и намеревалась быстренько проскользнуть мимо вампира, но тут из зала заседаний вылетела Амбер, и, судя по ее красным ушам, полет не был добровольным. Настя с интересом понаблюдала, как ее «сестра», сжав кулаки, быстрым шагом направляется к лестнице, а затем в холле появился Фишер, но по его лицу (и ушам) было невозможно что-либо определить. Король Утер остался наедине со своей матерью, и ни за какие коврижки Настя не решилась бы сейчас сунуться в зал заседаний.
Дитрих тем временем воспользовался Настиным замешательством и, величаво скрестив руки, провозгласил:
– Жребий брошен, принцесса. Рубикон перейден, псы спущены с цепей…
– Мне кажется, это неудачное сравнение, – сказала Настя, держась на приличном расстоянии от Дитриха. – Насчет псов.
– Просто я люблю собак, – посол охотно пустился в объяснения. – У нас, у детей ночи, есть предание, что собаки когда-то были самой мудрой из всех рас, населяющих землю. Но они быстро сообразили, что ужиться с остальными им будет непросто. Тогда их вождь по имени Лайка велел построить космический корабль, и однажды ночью все собаки улетели к звездам.
– На Земле остались только те, что не прошли медкомиссию? Или у кого не было денег на билет?
– Остались те, кто не захотел улетать. Те, кто привязался к людям, детям ночи, лесным хозяевам или даже – прости господи – гномам. Они остались и со временем утратили большую часть своего разума, превратились в туповатых слуг или же в бездумных бродяг. Но в глубине собачьей души они верят, что однажды со звезд вернется Лайка и заберет их с собой, в далекий и прекрасный собачий мир. Как и все мы.
– Что?! Я не жду, что меня заберут какие-то звездные собаки!
– Я имел в виду, что все мы мечтаем о прекрасном мире, где живут существа, похожие на нас. Кто-то ищет такой мир среди звезд, кто-то – на земле.
– И когда вампиры вызывают короля Лионеи на поединок, они делают это ради прекрасного счастливого мира, так?
– Конечно. Ради мира, в котором сын короля Лионеи и простой вампир будут равны перед судом.
– Я не против равенства, но я больше согласна с Эсгаротом – разве сейчас подходящее время? Может быть, вы не знаете, граф, но есть такой Леонард, и он поставил своей целью уничтожить мир в его нынешнем виде…
– Я слышал, Анастасия, и я должен вам сказать, что безумные волшебники, или безумные ученые, что в принципе одно и то же, были и будут всегда. И что же, мы должны принести Марата в жертву несправедливому суду только потому, что где-то есть какой-то безумец по имени Леонард, и король больше думает о нем, чем о правах детей ночи?
– Мне кажется, что король думает о Леонарде недостаточно.
– А мне кажется, что он недостаточно думает о детях ночи. Но это только наши с вами частные мнения. Каждому свое, принцесса. Я должен думать о благе своего народа, а король – о благе всех, и в конце концов именно Утер Андерсон определяет приоритеты, а определив приоритеты, он должен быть уверен в них настолько, чтобы рискнуть за них собственной жизнью.
– Это глупо, – сказала Настя. – Будь моя воля, я бы отменила эти дурацкие поединки.
– И чем вы лучше этого Леонарда? – рассмеялся граф Дитрих. – Вы тоже хотите изменить мир, принцесса.
– Изменить, не уничтожить.
– Это слова, Анастасия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163