Ему стало тошно от мысли, что кто-то другой мог касаться этой г
ладкой кожи, мог нашептывать в точеное ушко ласковые словечки, и, подумав
об этом, он разозлился по-настоящему:
Ц Кто тебя подослал ко мне, говори, падла! Кому ты нас выдала?! Ц Тимофей ч
то есть силы рванул на девушке платье, и ткань, жалобно затрещав, высвобод
ила из плена тяжелую красивую грудь.
Ц Не убивай меня, Тимоша, все скажу! Ц Лиза вновь обняла его колени.
Ц Грешна я перед тобой, только не со зла я все это сделала. Меня жизнь заст
авила. Я сначала мужа своего спасала. На грех пошла. Потом, как увидела теб
я, все у меня в голове помутилось. Полюбила я тебя. Энкавэдэшники мне наобе
щали, что и тебя не тронут, и мужа отпустят. Только два года мы с ним и пожили
… Пришли однажды какие-то в форме и забрали моего Степу. Два месяца я ихни
е пороги обивала, не знала, где он, а потом достучалась до самого главного
их начальника он мне сказал: если хочу мужа живым увидеть, то должна с урка
чом сойтись, а все, что увижу и услышу, обязана на Лубянке рассказывать…
Воровская любовь Ц не всегда сладкое вино под хорошую закуску: чаще она
напоминает уксус и пахнет предательством, так что урке частенько приход
ится глотать горький плод измены.
Ц Понятно, Ц протянул Тимофей, хотя ровным счетом ничего не соображал и
вряд ли в эту минуту способен был сосчитать хотя бы до десяти. До последне
го мгновения он продолжал надеяться, что Лиза невиновна и по-прежнему ем
у верна. Прозвучавшие слова признания придавили его к земле и застлали г
лаза черным туманом. Он чуть приподнял руку, нащупал на столе револьвер, п
однял его и, направив ствол в перепуганные глаза Лизы, резко надавил на сп
уск.
Выстрел раскатился по двору и спугнул стайку голубей. Минуты две птицы т
ревожно летали над домом, а потом опять как ни в чем не бывало опустились н
а асфальт клевать рассыпанные крошки.
У Тимофея не было сил перешагнуть через бездыханное тело. Он даже не услы
шал, как в комнату вошла бабуля, жившая по соседству: несколько секунд она
стояла в дверях, шальным взглядом смотрела на человека, стоявшего с рево
львером в руках, а потом из ее горла вырвался истошный вопль, и она выскочи
ла из комнаты, захлопнув дверь. А еще через пять минут, ударами сапог распа
хнув дверь, в комнату ворвались четверо милиционеров. Они направили ство
лы Тимофею в грудь, и вор понял, что опера только и ждут повода, чтобы изреш
етить его пулями. И тут ему вдруг неимоверно захотелось жить. У него перед
глазами пронеслась вся его недолгая жизнь, голодное детство без отца и б
ез матери, его шальная воровская юность с вечной необходимостью убегать
, прятаться, рисковать, лихие молодые годы среди уркачей, братвы и блатных
девиц. Он вдруг понял, что, собственно, еще ведь ничего и не увидел в жизни, ч
то она, как скорый поезд, все время проносилась мимо, оставляя ему на придо
рожной насыпи лишь жалкие отбросы да горький запах паровозной гари.
Тимофей бросил револьвер себе под ноги и спокойно произнес:
Ц Что же вы стоите… товарищи? Вяжите меня! Я не сопротивляюсь.
Ц Жить хочешь, паскуда? Ц злобно процедил один из оперов Ц круглолицый
краснощекий парень и с сожалением нехотя воткнул свой наган в кобуру Ц
Ладно, поживи еще. Вяжите его крепче, братцы!

Глава 3

Суд, перед которым предстал Тимофей, был скорым. Судья, сухощавый мужчина
лет сорока пяти, нудным, тягучим голосом приговорил Тимофея за убийство
сотрудника НКВД к высшей мере наказания Ц расстрелу. В сопровождении че
тырех молоденьких милиционеров вор выходил из зала под осуждающие крик
и толпы. Но были среди присутствовавших в зале и его подельники. Каждый из
них понимал, что это последнее свидание с Тимофеем и через некоторое вре
мя душа осужденного отлетит в мир иной…
Сутки приговоренный провел в камере смертников. Бессонной ночью в узкой
комнатушке одного из подвалов Лубянки он вспоминал свою путаную жизнь.

Неимоверно хотелось жить, и оставшиеся два дня Тимофей воспринимал едва
ли не как подарок Господа Бога. А ведь на воле он часто не замечал за карта
ми или пьянством, как пролетают целые недели.
Когда через три дня звонко, нарушив долгую тишину, лязгнул замок камеры и
четверо красноармейцев уныло, будто это им самим предстояло идти на расс
трел, шагнули через порог, сердце Тимофея бешено забилось. Нет, просто так
он не дастся, решил он про себя и, стиснув зубы, бросился на вошедших охран
ников: одного, ближайшего, он оглушил ударом кулака и вырвал у него из рук
винтовку, другого отшвырнул ударом ноги в угол камеры и добил штыком, а дв
оих оставшихся расстрелял в упор. Возможно, тем самым он хотел вырвать у с
удьбы еще несколько часов жизни. Теперь он готов был драться за каждую се
кунду своего бытия. Имея в руках оружие, он собирался дорого продать свою
жизнь. Через несколько часов дверь камеры резко распахнулась, и внутрь з
апустили трех могучих кавказских овчарок.
Первую бросившуюся на него собаку Тимофей проткнул штыком в момент прыж
ка, и она упала ему на грудь. Это уберегло его от страшных челюстей второго
кавказца, который смог только располосовать зубами полу его рубахи. Отп
рянув, Тимофей схватил винтовку за ствол, как дубину, и с размаху обрушил п
риклад на медвежью башку овчарки. Третий пес, которому мешали добраться
до приговоренного две другие собаки, смог наконец броситься вперед, вцеп
ился Тимофею в руку и повалил его на пол. Однако Тимофей подхватил винтов
ку свободной рукой и сделал ею выпад, словно шпагой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17