Мое сердце подсказывает мне, что я просто обязан поделиться с тобой самым сокровенным. Итак, я расскажу тебе о весне, которую только что пережил, ибо мне некому больше рассказывать о ней, а ты прочтешь эти записки только после моей смерти, когда, возможно, тебе легче будет понять твоего старого отца. Насколько же проще найти общий язык с чужим ребенком! Но таков, очевидно, удел каждого отца, и так будет вечно, хотя, конечно, надо надеяться на лучшее.Я не знаю, с чего начать. Как тебе известно, я никогда не собирался возвращаться в Британию, несмотря на то, что у меня там собственность, и вопреки горячему желанию посетить город Лугунда, основанный мной в честь матери Юкунда, ставший настоящей столицей иценов. Боюсь, мне бы не понравилось в этой стране, которая казалась такой очаровательной, когда мы с Лугундой, жрицей зайца, путешествовали по ней. Возможно, я был тогда заколдован друидами, и потому даже пасмурная Британия виделась мне солнечной и прекрасной. И я бы не хотел стереть эти воспоминания, явившись туда пятидесятилетним — с огрубевшими и притупившимися чувствами и с утраченной верой в доброе начало, якобы заложенное в каждом человеке.Однако эту весну я смог прожить так, словно я еще совсем молод. Она была подобна хрупкой мечте, сновидению, что туманит слезами взор такого мужчины, как я. Ты вряд ли когда-либо увидишь ее, сын мой, потому что я решил больше с нею не встречаться — как ради нее, так и ради меня.Она сравнительно низкого происхождения, но ее родители из-за своей бедности блюли старые традиции и обычаи нашей страны. Она удивляется даже тому, что моя туника из шелка. Мне нравилось рассказывать ей о моей прошлой жизни, и даже о таких мелочах, как львята, которых Сабина брала к нам на ложе, заставляя меня кормить их. Она слушала меня с любопытством, и я замечал, как меняется выражение ее необыкновенных глаз.Мне также было полезно освежить свою память — ведь я пишу и диктую эти мемуары, которые, надеюсь, однажды тебе пригодятся. Они научат тебя не слишком доверять людям и оберегать себя от разочарования. Ни один правитель не может всецело положиться на кого-то, хотя одному нести бремя абсолютной власти необычайно тяжело. И еще. Помни, сын мой, что слишком большая зависимость всегда в конце концов рождает желание отомстить.Я пишу так потому, что люблю тебя всем сердцем; ты — единственное, что по-настоящему важно для меня, пускай даже ты этого пока не ощущаешь. Мне кажется, что, найдя в этой девушке свою позднюю, слишком нежную и уязвимую любовь, я научился любить тебя еще сильнее, чем прежде. Я также стал лучше разбираться в характере твоей матери и оценил ее сильные стороны. Я прощаю ей те слова, которыми она иногда в запальчивости ранит меня. Я очень надеюсь, что и она простит меня за то, что я уже никогда не смогу измениться. Трудно научить старую собаку новым трюкам.Все то время, что я оставался в этом скучном месте, где наконец стали меня усердно лечить и которое расположено недалеко от усадьбы ее родителей, между нами не происходило ничего непристойного. Раз или два я поцеловал ее и, быть может, погладил ее мягкую руку своей шершавой ладонью. Я не стремился к большему, потому что не хотел причинять ей боль или возбуждать ее чувственность слишком рано. Мне было достаточно, что от моих рассказов щеки ее розовели, а глаза начинали блестеть.Я не стану называть тебе ее имя. Ты не найдешь его и в моем завещании, поскольку я иным способом позаботился о том, чтобы она никогда не испытала нужды и ее приданое было достаточно велико для любого достойного ее молодого человека. Возможно, мое высокое мнение о ее природном уме объясняется лишь тем вниманием, с которым она выслушивала рассказы пожилого человека. Однако я думаю, ее будущий муж обрадуется ее умению слушать и подавать осмысленные реплики — особенно если он захочет посвятить себя государственной службе.Может быть, она выберет в мужья одного из благородных римских всадников, потому что эта девушка обожает лошадей. Ради нее я велел привести сюда из Рима мою любимую кобылу и снова начал ездить верхом. По-моему, эта девушка излечила меня одним своим присутствием и проявленным ко мне состраданием, тем более что наша дружба исключала изнурительное для пожилого человека пламя страсти.Я уверен, что ты был раздосадован и, возможно, с ненавистью подумал о своем отце, когда белоснежный жеребец, выведенный от знаменитой Молнии императора Гая, внезапно исчез из твоей конюшни. В связи с этим мне было забавно напомнить самому себе, кем же в действительности является римский сенатор. Как известно, Гай решил сделать Молнию консулом, что и послужило истинным поводом для его жестокого убийства. Однако сенаторы себя явно переоценили. Не понимаю, на что они, собственно, обиделись? Я знаю многих из них долгие годы и потому смею утверждать, что сенату следовало найти более веский повод для расправы с Калигулой.Я слышал, что ты, получив мужскую тогу, гарцевал на этом белом жеребце во время праздничной процессии членов всаднического сословия. Юноша твоего возраста не должен делать этого, Юлий, поверь мне. Вот почему я решил, что будет лучше убрать жеребца подальше от тебя. Я предпочитаю видеть на его спине разумную пятнадцатилетнюю девушку из тихой сельской глубинки. Кроме того, не забывай, что именно я содержу конюшню, хотя она и называется твоей.Я не могу попросту отмахнуться от тех сплетен, что доходят сюда самыми разными путями. Читая эти записки, постарайся понять меня. Я отнюдь не намерен в чем-то оправдываться перед тобой. Можешь продолжать злиться на меня из-за своей неожиданно пропавшей великолепной лошади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123