Один из жрецов сказал, что мне придется основательно повозиться, прежде чем из этого юнца выйдет настоящий римлянин.Налоги на составление и заверение акта оказались значительно выше налога при обычной купле-продаже. Да к этим расходам еще добавились обычные воздаяния жрецам Меркурия… Работорговец стал уже раскаиваться, что взялся за это дело. Он явно считал меня ловкачом, обведшим его вокруг пальца. Я, однако, все же заплатил ему сто золотых, и он удалился, успокоенный.Когда мы с сыном наконец покинули храм Меркурия и направились домой, Юкунд, испугавшись шума и гама большого города, схватил меня за руку. Мне было очень приятно вести его сквозь людской водоворот, крепко сжимая маленькую детскую ладошку. Я думал о том, что, когда мальчик подрастет, я смогу выхлопотать ему римское гражданство и усыновлю его, как только получу согласие Сабины. Но это были заботы отдаленного будущего.Пока же мой сын Юкунд приносил мне больше огорчений, чем радости. Поначалу он не говорил ни слова, и я даже решил, что ужасы войны лишили его слуха. Он переломал в доме множество предметов и не желал носить римские одежды. Клавдия была не в состоянии обуздать его. Впервые увидев сверстника-римлянина, он, прежде чем Барб успел вмешаться, схватил камень и стукнул его по голове. Барб сказал, что ему следует задать хорошую трепку, я же пытался воздействовать на него добром. И вот я позвал мальчика к себе, чтобы пристыдить его с глазу на глаз.— Ты оплакиваешь смерть своей матери, — начал я. — Тебя привезли сюда в ошейнике, как собаку. Но ты не собака. Ты должен стать мужчиной, и мы желаем тебе только добра. Скажи мне, чего бы тебе хотелось больше всего?— Убивать римлян! — оживился Юкунд, сверкнув глазами.Я облегченно вздохнул, потому что он наконец заговорил.— Ты в Риме, — мягко объяснил я ему. — Ты сможешь обучиться римским нравам и обычаям. Когда-нибудь я помогу тебе стать всадником. Если твои желания не изменятся, ты сможешь вернуться в Британию и убивать там римлян по всем правилам римского военного искусства, которое, как ты уже испытал на себе, превосходит британское.Юкунд упрямо молчал, но я заметил, что слова мои произвели на него впечатление.— Барб — старый ветеран, — продолжал я вкрадчиво. — Расспроси его. Он знает о войнах и сражениях гораздо больше, чем я, хотя голова у него уже и трясется от старости.Таким образом Барб получил возможность в который уже раз рассказать, как он в полном снаряжении и с раненым центурионом на спине переплывал во время ледохода Дунай. Он мог показывать свои шрамы и объяснять, почему беспрекословное повиновение начальникам и закаленное тело столь необходимы для настоящего воина. Вино он любил по-прежнему; он бродил с мальчиком по Риму и римским тавернам, водил его на берег Тибра, где они купались, и обучал его сочным народным присловьям.Но даже Барба пугала свирепая жестокость маленького бритта. Однажды он отозвал меня в сторону и сказал:— Этот Юкунд престранный малый. Конечно, он еще ребенок, но когда он рассказывает мне во всех подробностях, что именно ему хотелось бы проделать с римлянами и римлянками, у меня просто волосы становятся дыбом. Боюсь, ему довелось увидеть немало страшных вещей во время подавления восстания у него на родине. Но самое плохое то, что мальчик взял себе за правило взбираться на холм и с него проклинать Рим на своем варварском языке. Тайно он служит подземным богам и приносит им в жертву мышей. Он поклоняется силам зла, и вряд ли его удастся перевоспитать, пока он не освободится от своих бесов.— От бесов? А разве можно от них освободиться? — спросил я с сомнением.— Кифа-христианин знает, как изгонять бесов, — ответил Барб, не глядя на меня. — Я сам видел, как он бесноватого сделал послушным, словно овечка.Барб боялся, что я разгневаюсь, но я был как никогда далек от этого и лишь спрашивал себя, почему бы мне хотя бы раз не извлечь пользу из того, что я разрешил христианам собираться в моем доме и позволил рабам верить во что им вздумается. Барб, заметив, что я довольно благосклонно отнесся к его предложению, оживился и с пылом начал рассказывать мне, как Кифа с помощью своих последователей, говорящих по-латински, учит детей покорствовать родительской воле. Множество граждан, сильно обеспокоенных распущенностью молодежи, посылают своих отпрысков в воскресные школы — ведь там даже не нужно платить за обучение.Несколько недель спустя Юкунд сам прибежал ко мне, схватил за руку и потянул в сторону.— Правда, что есть невидимая страна и что римляне распяли ее царя? — возбужденно спросил он. — И правда ли, что он скоро вернется и сожжет всех римлян до единого?Мне понравилось благоразумие мальчика, который не принимал все сказанное ему христианами за чистую монету, а шел за подтверждением их слов ко мне. Я не очень хорошо разбирался во всем этом, а потому осторожно ответил:— Верно, что римляне распяли его. На табличке на кресте было написано, что он царь иудейский. Мой отец был там и видел все собственными глазами. Он и сейчас утверждает, будто небо почернело и скалы рушились, когда царь иудеев умер. Христиане верят, что он скоро вернется, и считают, что это время уже наступило, так как со дня его смерти прошло тридцать лет.Юкунд сказал задумчиво:— Учитель Кифа — пастырь более могущественный, чем британские друиды, хотя он и еврей. Он требует очень многого — совсем как друиды. Нужно мыться и носить чистое платье, молиться, терпеть и подставлять левую щеку тому, кто ударит по правой. Это он называет самообладанием, которое требовал и Пьетро. У нас есть и тайные знаки, по которым посвященные узнают друг друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123