Все дома было приказано делать каменными, не выше, чем в три этажа, со сводчатыми галереями, глядящими на улицу, и с бассейном во внутреннем дворике.Подача воды особым образом регулировалась, так что состоятельные люди должны были отказаться от прежних привилегий и привычек и начать экономить при поливе садов и купании в термах.Меры эти были разумными и вынужденными, но вызывали серьезное недовольство горожан, причем не только знатных. Например, многих раздражали широкие, залитые солнечными лучами улицы. Конечно, они были куда безопаснее узких и извилистых улочек старого Рима, но зато совсем не имели укромных уголков — негде было спрятаться от зноя, негде поцеловаться и пообниматься влюбленным. Пожилые люди ворчали, что будет заключаться большое количество вынужденных браков: ведь все знают, что случается, когда молодые люди оказываются наедине в скрытом от нескромных взоров помещении.Провинциальные города и их богатые жители слали пожертвования для восстановления столицы, но это была капля в море, и вскоре, как и предсказывал мой отец, сильно выросли все налоги, что привело тысячи жителей империи на грань разорения.Нерон намеревался возродить все погибшие в огне цирки, храмы и театры, а это стоило таких Денег, что, пожалуй, наша страна должна была бы отказаться от самого необходимого, чтобы осуществить сей грандиозный замысел. Когда же стало известно о размерах тех участков, которые император собирался забрать себе, чтобы построить там величественный роскошный дворец, по городу с новой силой поползли слухи: Нерон, мол, сам поджег свою столицу, надеясь отхватить себе побольше пустошей, что появились на месте сгоревших и разрушенных стенобитными орудиями лавок торговцев зерном.Ближе к осени прошли сильные ливни, смывшие с руин копоть. День и ночь бесконечные вереницы воловьих упряжек везли в город строительный камень. Повсюду раздавались шум и крики рабочих, трудившихся даже в праздники, чтобы поскорее закончить работы, и римляне, привыкшие к частым цирковым представлениям, нарядным шествиям и обильной еде, роптали все громче. Им было голодно и томительно скучно.Горожане стали забывать о сословных различиях, сплоченные общей бедой и недовольством. Порой даже консулы возвышали свой голос на площадях, расписывая в красках многочисленной публике, как оскорбляли их пьяные преторианцы, выгоняя из домов и поджигая последние по приказу императора.Многие откровенно выступали против христиан (не делая при этом различия между ними и всеми евреями) и рассказывали, что сектанты веселились и пели гимны, бегая по охваченному пламенем городу. Странным казалось и то обстоятельство, что еврейский квартал на другом берегу Тибра, как и прочие районы, населенные иудеями, совсем не пострадал от пожара.Людей давно уже раздражали независимость евреев, их стремление не смешиваться с горожанами других национальностей, их десять синагог, а также их совет, имеющий право судить по иудейским законам. Евреям даже разрешалось не помещать в своих молельнях изображение императора; ну, а то, что все они — ярые колдуны и маги, было общеизвестно.Хотя Нерона и обвиняли в преднамеренном поджоге Рима и вслух, и шепотом, все прекрасно сознавали, что объявить его преступником нельзя. Однако должен же был кто-нибудь ответить за несчастья, обрушившиеся на город!Против императора выступали главным образом члены древних богатых семейств, потерявшие, при пожаре свои почитаемые реликвии и восковые пантеоны домашних богов. Их недовольство поддерживали нувориши, опасавшиеся утратить огромные состояния при уплате государственных налогов. С другой стороны, простолюдины сумели оценить заботу, которую проявили о них власти, и скорость, с какой они это делали. Кроме того, народу ни за что не приходилось платить.Римляне низкого звания издавна привыкли чтить своих императоров. Они видели в цезаре защитника народных интересов, способного противостоять знати; личность его была неприкосновенна. Плебеи испытывали злобную радость, когда богачи отдавали Нерону свои земельные участки, и ликовали, узнав о каком-либо другом ущемлении их прав. Впрочем, от этого ненависть к евреям в Риме ничуть не уменьшалась.Уверяли, будто иудеи давно предсказывали большой пожар. Вспоминали, как Клавдий в свое время изгонял их из столицы. Сначала люди всего лишь делали намеки и строили предположения, но вскоре в городе открыто заговорили о том, что Рим подожгли евреи. Они, мол, мечтали об исполнении пророчества и хотели нажиться на человеческом страдании.Такого рода разговоры таили в себе большую опасность, и потому несколько известных в Риме евреев обратились к Поппее, прося у нее заступничества перед Нероном. Они объяснили императрице, в чем различие между иудеями и христианами, хотя сделать это было нелегко, так как Иисус из Назарета безусловно являлся иудеем. Основную часть римских христиан составляли евреи, отлученные от синагоги и не признававшие обряд обрезания.Поппея полагала себя женщиной набожной. Она почитала Иерусалимский храм и даже знала истории об Аврааме, Моисее и прочих иудейских святых. Однако просители не были с ней до конца откровенны и умолчали о скором пришествии Мессии, предсказанном в древних книгах.Поппея растерялась от обилия мудрых речей и послала за мной, чтобы узнать, чего же, собственно, добиваются от нее евреи.— Они хотят, чтобы ты разрешила их спор, — ответил я шутливо. — Чей, мол, Мессия, Иисус из Назарета?Евреев мой ответ возмутил.— Это вовсе не смешно, — заявили они. — Христианский Христос не имеет к нам никакого отношения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123