– Представляю, какая судьба уготована тем другим пяти изобретателям, если только...
Он не дал мне договорить.
– Вероятно, среди бандитов тоже встречаются не совсем уж закоренелые преступники, – так по крайней мере я себя убеждал. Потому что всегда, за исключением случая с батарейкой, меня заверяли в том, что права на изобретения получены законным путем, то есть куплены и оплачены наличными, как выражался Верзен, им «пришлось действовать методом стимулирования». Я не переставал удивляться, где это Верзен подхватил такое словечко – «стимулирование».
– А меня больше интересует, что собой представляет это самое «стимулирование», – буркнул я. – Наверное, что-нибудь вроде манипулирования молотком на коленных чашечках. Или вырезания... – Я оборвал фразу на полуслове, вспомнив об отрезанном пальце Линдстрома-младшего.
– Так или иначе, мистер Скотт, мои подозрения относительно судьбы, постигшей Петрочини, не дававшие мне покоя все эти годы, невзирая на мои невероятные усилия заглушить их, перешли в уверенность после того, как вы рассказали о загадочной гибели Нормана Эмбера.
Линдстром поерзал в кресле и тяжко вздохнул.
– Понимаете, мистер Скотт, за последние три дня мне передали шесть уникальнейших изобретений Нормана Эмбера, отличных рабочих моделей, прототипов, рождавшихся на разных стадиях разработки, от полностью завершенных до требующих незначительной доводки. – Он опять горестно вздохнул. – А кроме того, я получил полную техническую документацию, чертежи, формулы, а также с дюжину тетрадей с дневниковыми записями Нормана, которые он вел на протяжении последних двадцати лет. Даже при беглом просмотре мне стало ясно, что в них содержится ряд гениальных мыслей, идей, концепций, значение которых трудно переоценить.
– Три дня назад? Это, значит, в среду?
– Да. В прошлую среду, около полудня.
– Итак, можно предположить, что его убили в среду утром.
– По-видимому, так оно и есть. Поскольку он мертв, нетрудно догадаться, что убили его мои сообщники и в значительной мере... я сам.
– Мистер Линдстром, тот факт, что вы связаны с гангстерской шайкой, и в гораздо большей степени, чем следовало бы, не дает каких-либо оснований считать вас убийцей. Так что не стоит себя казнить.
– Но я буду казниться этим всю жизнь! – Он выпалил эти слова и снова замкнулся, но на сей раз всего на несколько секунд. Стряхнув горестные раздумья, он выпрямился в кресле и проговорил уже более бодрым тоном: – Боюсь, я обречен нести свой крест до гроба, мистер Скотт, или лучше Шелл?
– Да, лучше так.
– В таком случае зовите меня просто Гуннар, Шелл. Ведь мы с вами теперь тоже сообщники, разве не так? Во всяком случае, отныне мы объединены одной целью: разоблачить и обезвредить гнусную банду профессиональных жуликов и бандитов. Более того, вы торжественно поклялись никому не рассказывать без моего разрешения о том, что уже узнали и еще узнаете от меня, а также ни во что не впутывать меня и не выдвигать против меня обвинения. Таким образом, вы вступаете со мной в сговор о сокрытии факта моего участия в чудовищном...
– Постойте, Гуннар! Пожалуйста, выслушайте меня. Мне бы хотелось, чтобы вы встретились с Филом Сэмсоном. На пару с ним вы могли бы схлопотать мне по меньшей мере лет двадцать...
– Я не намерен встречаться ни с какими капитанами. По крайней мере пока. Вернемся лучше к Норману Эмберу и его трагической гибели. Если будет доказано, что совершено точно спланированное, предумышленное убийство, то оно войдет в историю как убийство века. Вы и представить себе не можете масштаб этого гнусного преступления.
– Я прекрасно понимаю всю его гнусность. Всякое убийство по-своему чудовищно, Гуннар...
– Вы пока очень далеки от истинного понимания. Пожалуй, только другой ученый, а точнее – другой изобретатель и экспериментатор вроде меня способен оценить гигантский интеллект Нормана Эмбера и невос-полнимость его утраты. Вы ведь прежде никогда не слышали о нем?
– Ну, впервые я узнал о его существовании... позавчера. Точно! Но, мне кажется, я знаю его давно.
– А ведь вы в повседневной жизни постоянно пользуетесь плодами его ума, проявившегося во многих отраслях знаний. Ваш телевизор, стереофоническая приставка, фильмы, которые вы смотрите в кинотеатрах, любительские фильмы, если вы увлекаетесь их съемкой, фото– и кинокамеры – все это и масса других полезных вещей были усовершенствованы Норманом Эмбером. А взять его последнее открытие, которое по праву может быть названо «Эффектом Эмбера»! Это – вершина его изобретательской деятельности, новое слово в визуальной технике.
– "Эффект Эмбера"? А что это такое? Один из гизмо, которых эти «веселые ребята» принесли вам в среду?
– Гизмо! Ха! Да, один из них. Сейчас я все вам объясню. Я все время вам пытаюсь втолковать, что Норман – это...
Линдстром вновь поморщился, как при моем упоминании о труповозе, на котором Эмбера увезли в городской морг.
– Конечно, Норман не был самым гениальным человеком среди тех, кого я встречал в жизни, но он, несомненно, был самым талантливым из всех известных мне изобретателей. Это был неортодоксально мыслящий ученый, отличающийся могучим, даже изощренным интеллектом, и к тому же человек поразительного мужества, однако приверженный магической вере.
– Магической?
– Ну, если не нравится «магическая вера», тогда скажем так: он был ученым с мистическим складом характера. Он был уникален в своем роде, поскольку, в отличие от других ученых, не отрицал возможности существования некоего если не закона, то правила, принципа, естественной привычки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77