Нарда все никак не мог прийти в себя.— Тебе надо было просто заглянуть в будущее, Нарда, для тебя ведь это раз плюнуть, — съехидничал я.— Заткнись, — заорал на меня тупорылый. Потом он заговорил с Нардой:— Это — вонючая ищейка. Я смотрю, он уже обвел тебя вокруг пальца. Работает на ту дамочку, Джорджию Мартин.Нарда сразу пришел в себя, тряхнул головой и неприязненно уставился на меня:— Позаботься о нем, Питер. Ты знаешь, куда его спрятать. Пусть пока посидит.Но Питер позволил себе не согласиться:— У меня, шеф, есть более подходящее соображение.Нарда, однако, уже полностью овладел собой и говорил тоном, не терпящим возражений:— Делай, как я сказал. Пусть пока посидит.Больше он разговаривать не стал и пошел из комнаты так, словно везде на полу валялось разбитое стекло.Братец Пол схватил меня за шиворот, залез мне за пазуху и вытащил револьвер. Я смотрел на него сверху вниз. Дорогой отутюженный костюм, плотно сжатый рот, стальной безжалостный взгляд и темные, тщательно уложенные волнистые волосы. Я перевел взгляд на Питера:— А как вас мамочка в детстве отличала, а?Но близнецам что-то шутить не хотелось. Пол взял мой револьвер за ствол, размахнулся и врезал мне прямо по челюсти.Я покачнулся, мои затекшие ноги еще не успели отойти, и я рухнул, как мешок с дерьмом. Боли особой не было, но внутри нарастала такая ярость, что я с трудом сдерживался. Я потрогал подбородок. Из нижней губы шла кровь. Я вытер ладонь о мягкий габардин, плащ все равно испорчен, теперь только выбросить. Черт, как бы не пришлось выбросить еще и несколько зубов.— А вы, сукины дети, не церемонитесь.— Ну-ну, разговаривай поприличнее, Скотт. Мы тебя не обидим. Мы любим частных сыщиков. — Это наконец-то заговорил братец Пол. В первый раз в моем присутствии. И даже голоса у них были одинаковые.Я встал с пола:— На вашу любовь я и рассчитывал.Пол посмотрел на брата:— Убьем его здесь или как? Что решим?— Не-ет, — протянул тот, — это мы сделаем где-нибудь в другом месте. И сделаем как полагается.Они попридурялись в том же духе еще немного. Из сказанного Нардой я понял, что ликвидировать меня пока не будут. По крайней мере, сейчас. И я был прав. Они меня даже не испугали, но с их появлением в храме возникло несколько вопросов. Я решил попробовать расколоть Питера:— Скажи-ка, красавчик, какого дьявола двое вооруженных до зубов джентльменов, хоть это слово к вам и не подходит, делают в религиозной общине? А может быть, вы оба — миссионеры Внутреннего Мира, так сказать, ревнители? Бегаете по городу и суете ваши идиотские лозунги под нос другим идиотам?Питер в ответ прищелкнул языком:— А ты, Скотт, похоже, неверующий. Плохо. Очень плохо. А что делают с неверующими, а? Их отправляют прямехонько в ад.— Интересно, почему это меня от вас так тошнит? Игрушку можешь спрятать. Ты с ней так ловко обращаешься, что прикончить меня для тебя пара пустяков. Я и метра не пробегу.Питер, однако, не послушался:— Снова по челюсти захотел? Заткнись, а не то...Я заткнулся. Решил поберечь зубы. Мне завязали глаза и повели какими-то кругами и коридорами, а потом по лестнице на второй этаж.— Ну вот, — сказал Питер, — мы тебе даже больно не сделали.По-моему, это был уже другой дом.Повязку сняли, и близняшки вдвоем прижали меня к какой-то двери. Один из братцев, — я не мог различить, Пол это был или Питер, — вытащил из кармана ключ и всунул его в замок, а второй, когда дверь открылась, толкнул меня внутрь, ткнув в спину пистолетом:— И чтоб тихо-тихо! Мы будем поблизости.Дверь за спиной захлопнулась.Передо мной сидела Трэйси Мартин. Глава 8 Да, именно так нужно искать девушку. Сначала идешь в электрокомпанию, проверяешь, не прошла ли она по переадресовке, потом в телефонную, в газовую, — короче, обходишь их все. Справляешься на почте, ходят ли по прежнему адресу письма и газеты, подымаешь документы о регистрации брака — какое там место рождения, кто родители, пытаешься с ними связаться. Проверяешь счета, регистрацию автомобиля, получаешь за все это в челюсть, и — пожалуйста — тебя сажают с ней в одну комнату.Трэйси сидела на жестком деревянном стуле и смотрела на меня. Кроме этого стула, мебели в комнате не было. В жизни Трэйси выглядела даже лучше, чем на фотографиях: удивительно молоденькая и симпатичная, и, глядя на нее, вспоминались и первая любовь, и юношеские грезы, и первое свидание. Правда, в отличие от имевшихся у меня фотографий, эта девушка успела немного повзрослеть, вырасти, так сказать, стать больше женщиной, но все равно я узнал ее с первого же взгляда.По-моему, в тот момент мы неплохо дополняли друг друга. Я уже, кажется, обмолвился про свой сломанный нос, обрезанный кончик уха, торчащие брови. Добавьте сюда еще разбитую челюсть — от нее все лицо наперекосяк, и вы поймете, что я хочу сказать. Может, я неверно выразился, сказав «дополняли друг друга», но лицо у Трэйси тоже было немного не того. Не совсем правильное. На обложке журнала такое не встретишь, не тот тип. И родинка у рта только портила его, впрочем, родинка — это ерунда, мелочь. Поговорив с Трэйси часок-другой, без родинки ее уже трудно представить. Брови, пожалуй, чересчур широкие и прямые, но зато ее рот, ее губы компенсируют все с лихвой. Сочные, пухленькие — так бы сразу и поцеловал. Верхняя губка небольшая, почти как у ребенка, но она ее совсем не портила. Наоборот. И глаза — глубокие и зеленоватые, как два омута. Очень красивые глаза. Такое лицо вряд ли назовешь эффектным, но ей оно очень подходило, делало ее какой-то особенной, а кроме всего прочего, с ней удивительно приятно говорить.— Свой или чужой? — первой заговорила она.— Свой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61