— Ты когда-нибудь доиграешься, Шелл. Убьют и домой не отпустят. Где опять?— Снова повздорили с одним парнем. Кстати, привет от Мигеля. Он, если не ошибаюсь, чувствует себя гораздо хуже. Молодец Лина. Не стала задавать лишних вопросов.— Бери стакан, и пойдем. — Она взяла меня за локоть. — Сядь со мной на диване. Ты, наверное, устал.Мы сели на диван рядышком, и Лина что-то долго говорила по-испански. Длинные цветистые фразы. Я ничего не понимал, но это не имело ровно никакого значения. Главное — как она это говорила.Потом Лина обвила руками мою шею, притянула голову к себе и впилась в меня губами. В ответ я обнял ее и крепко сжал.Руки болели, в боку ныло — все-таки ботинки у Сипелей тяжелые, — а челюсть разламывалась. Но все болело, разламывалось и ныло так приятно, что хотелось еще и еще. Глава 13 Меня мучил какой-то детина. Рост его был — два моих, а ручищи такие длинные и хваткие, что он без труда согнул меня колесом и пытался завязать в узел. Я почувствовал, что еще чуть-чуть — и где-нибудь треснет, лопнет и мои бедные конечности уже нельзя будет поставить на место. Гигантский локоть чудовища сдавил мне глотку, пережал гортань, и я даже не мог сказать: «Перестань, парень, ты ошибся». Я боролся, пыхтел как паровоз, юлил и ерзал, пока наконец не изловчился и не врезал ему под левый глаз. Детина пропал. Уф-ф, какое облегчение.Я продрал глаза и пришел в себя. Губы выпятились и округлились, как будто все еще тянули «уф-ф». Я пошевелил бровями, поднял голову и посмотрел на конец кровати. Из-под одеяла торчали заскорузлые босые ноги. Неужели мои? Я поскорее отвернулся. Что с головой? Оказалось, что затылок уперся в спинку дивана, и поэтому шею так свело, словно кто-то вылепил из нее крендель с маком. О'кей. С добрым утром, мистер Скотт!Что за шум? И где это? Ах да, на кухне. Фу, какой отталкивающий запах.С кухни вошла Лина. Она сияла:— Завтрак готов.— Уб-бери.— Что?— Убери, сказал.— Ты, наверное, не понял. Я сказала, что приготовила завтрак. Яичницу.— О нет! Только не это. Никаких яиц. Пожалуйста, не надо этих склизких сопливых яиц.Я завернулся в одеяло, встал с постели и прошлепал на кухню. Веки разлипались с невероятным трудом. Что там на кухне? Ага, газ горит, сковородка плюется жиром.Яйца, яйца, яйца. Желудок булькнул, как желток в белке.Я проковылял обратно к дивану и поманил Лину пальцем:— Подойди ко мне. Лина подошла и села.— Спасибо, — сказал я, — спасибо за яичницу. Забыл сказать. По утрам я другой человек. Сла-абый, и... никаких яиц.В глазах у нее застыл вопрос.— А что приготовить? Что-нибудь другое?— Ничего. Кофе. И если хочешь — кашу.— Кашу?— Да, кашу!— Эту противную кашу? Она же как... как стю-юдень.— Нет. Каша — это как каша. Овсяная, очень хорошая. И кофе. И хлеба поджарь.— Как ты себя чувствуешь?— Отвратительно.Лина снова ушла на кухню. Варить кашу. А я подхватил концы одеяла и прыгнул в душ. Открыл на полную холодную, сжал зубы и — под воду. Без одеяла, конечно.Под душем я проснулся окончательно. Стараясь не замочить забинтованную правую, я добавил левой рукой немного горячей, постоял так минуты две и потом снова оставил одну холодную. Еще через минуту я выключил душ и, насколько позволяли движения, растерся полотенцем. Я вновь чувствовал себя как огурчик.В спальне я быстро сменил одеяло на темные плавки, белую рубашку и коричневый твидовый костюм, завязал широким косым узлом темно-красный галстук, а на ноги натянул шерстяные вязаные носки и свои обычные кордовские штиблеты. Теперь можно было отправляться на кухню.— Привет, моя страстная. Что делаем?— Кашу варю. Все из-за тебя.— Ну-ну, милая, не сердись. Пока я с утра не попил кофе, ни в какие противоречия со мной советую не вступать.— Может, хоть сейчас яичницу съешь?Я поморщился:— Пока нет. Яйца могу на обед, могу на ужин, но только не с утра. Ни-ко-гда.Лина откинула назад волосы и села на кухонный уголок. Я уселся за стол напротив, где она для меня уже все накрыла.— Мне очень нравится, когда твои волосы не убраны.Лина не сдержала улыбку и сверкнула красивыми белыми зубами:— Правда? Спасибо, Шелл. А когда собраны на макушке, нравится?— А хоть как нравится, по-всякому.Следующая улыбка была просто дьявольски обворожительной.Я запустил ложку в кашу.— Такой здоровый мужик, — заметила она, — и ест кашу.Ложка повисла в воздухе.— Не могу сдержаться. Это, наверное, особенность моей конституции. Слабость организма. Потом, в течение дня, хоть что подавай: бифштексы, отбивные, картошку. Но только не на завтрак. Кстати, а сколько сейчас времени?— Двенадцать часов. Полдень то есть.Подумать только! Я ничего не ел со злополучного субботнего вечера в «Эль Кучильо». Не считая, разумеется, жаркого, которым меня и Трэйси потчевали Сипели. Это было утром в воскресенье, да и то я почти не ел. А сейчас уже время обеда в понедельник. Я живо представил себе, как через час-другой начну резать толстый сочный бифштекс в одном из своих любимых ресторанчиков.Пропустив залпом две чашки кофе, я поднялся из-за стола:— Тебе задание, женщина: вымой посуду, подмети полы, приберись в ванной, накорми рыб... О Боже! Я — убийца. Рыб ты, конечно, забыла?— Конечно же нет. Целую коробочку бросила.— Коробочку?!— Ну, не саму коробочку. А то, что в ней было.Какой ужас! Целую коробку корма! Я опрометью кинулся в переднюю. Лина за мной. Она дала им на полгода вперед. Рыбки тем не менее резвились и играли, как маленькие щенки, и от банкета им пока еще плохо не стало. Вся кормушка была забита. Я схватил ее, отнес на кухню и, опрокинув содержимое в раковину, поставил обратно в аквариум.— Я что-то не так сделала? — спросила Лина.— Ничего-ничего. Все о'кей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61