кюре Сен-Луи-де-Франс…
— Аббат Сюрже? — с видимым отвращением сказал Лекен. — Ну и идея!..
— А почему бы и нет? Это француз и служитель Бога.
Он приютит нас. Я знаю его. Это само великодушие.
— Может быть, но он все-таки священник, а я их не выношу. К тому же между Церковью и театром еще со времен Мольера не было теплых отношений… Я не пойду.
— А я тем более, — сказала мадам Бюрсэ, — я не знаю, если…
— Ну ладно, я пойду! — оборвала ее Ванина, обнимая за талию Марианну. — Идите куда хотите, вы знаете, где меня найти. К тому же… вы правы. Не потому, что опасаетесь аббата Сюрже, а потому, что не хотите затруднить его. Ведь у него, вероятно, уже полным-полно беглецов.
— Но я не хочу быть причиной вашей разлуки, — в отчаянии простонала Марианна. — Проводите меня к этому аббату и отправляйтесь к своим друзьям. Неразумно дробить вашу группу из-за какой-то чужой.
— Вы не чужая. Вы певица, как и я. Я кроме того, вы тосканская княгиня, а Тоскана — моя родина. Хватит болтать! Идем! До скорого, друзья! Храни вас Господь!
— Все-таки до Сен-Луи-де-Франс мы можем вас проводить, — предложила мадам Бюрсэ, — а потом отправимся дальше. Это недалеко, а в церкви переждем дождь.
Сойдясь на этом, направились по пустынным улицам к часовне, которая по примеру римских приходских церквей носила пышное имя Сен-Луи-де-Франс. Она стояла на подступах к Китай — городу и тесно прижималась к средней величины дому, деревянному, как почти все в этой округе, а с другой стороны протянулся небольшой сад, отгороженный кирпичной стеной. Над поднятой на два марша высокой дверью большая стеклянная лампа, недоступная самому сильному дождю, освещала высеченный из камня скромный латинский крест. Это была обитель кюре.
Вместе с Лекеном Ванина помогла Марианне одолеть ступени и, взяв медный молоток, осыпала дверь градом звонких ударов, тогда как остальные, убедившись, что часовня закрыта, предпочли удалиться.
Дверь открыл небольшой человек со свечой в руке, одетый, как пономарь, в черное, со скуфьей на седых волосах.
— Очевидно, вы церковный сторож, — сказала Ванина на своем французском, так ярко окрашенном итальянским акцентом. — Мы хотели бы обратиться, эта раненая дама и я, к аббату Сюрже…
Вид молодой женщины в мокрой юбке, похоже, ничуть не удивил сторожа Сен-Луи. Он широко раскрыл дверь.
— Входите быстрей, сударыни, — сказал он только. — Я пойду предупредить господина кюре!
Но при звуках этого голоса Марианна, от усталости припавшая лицом к плечу Ванины, выпрямилась, и в каком-то оцепенении она и маленький человек посмотрели друг на друга. Обязанности сторожа в Сен-Луи-де-Франс исполнял Готье де Шазей.
ГЛАВА IV. ПОЖАР
Их взгляды скрестились только на мгновение. Марианна уже открыла рот. Она хотела что — то сказать, воскликнуть, быть может… Но странный сторож быстро повернулся к ним спиной, буркнув, что он идет предупредить аббата Сюрже, и исчез со свечой, оставив их в почти полном мраке прихожей, пахнувшей ладаном и капустой.
Тогда Марианна спохватилась. Крестный, как она поняла, не желал быть узнанным, может быть, из-за присутствия Ванины… может быть, по совершенно другой причине. Причине загадочной, а их у него всегда был полон короб, как и подобало хозяину церковного ордена, который, став тайным, не потерял свое могущество. Видимо, он пребывал здесь инкогнито. Возможно, он скрывался, но от кого? Почему?
Несмотря на истощение, любопытство Марианны, всегда бодрствующее и ненасытное, предъявило свои права и, странное дело, добавило ей сил. С какой целью римский кардинал, генерал ордена иезуитов, то есть самый могущественный человек в Церкви после папы, если не до него, с тех пор как Наполеон превратил того в пленника, решил укрыться под скромной личиной церковного сторожа?
Конечно, сколько она его знает, Готье де Шазей относился к одежде и роскоши с примерным пренебрежением. В памяти его крестницы он навсегда сохранился в простом темном одеянии. И пурпурная мантия, в которой она увидела его в Тюильри в тот памятный день скандала, показалась ей маскарадным костюмом. Но на этот раз его черное одеяние было не только скромным, но и сомнительной чистоты.
«Да простит мне Бог! — подумала Марианна. — Но мне показалось, что крестный не бреется, не умывается. Настоящий мужик!»
Пока ей не представилась возможность проверить свои предположения, так как вместо него пришел священник в сутане, среднего возраста, с приятным лицом, над которым седоватые кудри пытались прикрыть лысину. Увидев женщин, сидящих в мокрой одежде на скамейке в прихожей, он воздел руки к небу.
— Бедные мои дети! — воскликнул он с заметным южным акцентом, словно принесшим частицу солнца в это мрачное помещение. — Вы тоже пришли искать здесь убежище. Но мой дом переполнен. Половина московских французов сбежались сюда. Куда же прикажете вас положить?
— Нам не нужно много места, padre, — взмолилась Ванина. — Любой уголок в вашей церкви, например…
— Она забита. Мне пришлось запереть наружную дверь, чтобы больше никто не вошел… Еще одного добавить, и начнут задыхаться.
— Тогда здесь! Если бы я была одна, я чудесно устроилась бы на этой скамье, но моя подруга ранена, измучена… любой матрас…
Священник удрученно пожал плечами.
— Я не говорил бы вам всего этого, если бы у меня был матрас. Но я только что отдал матрас Гильома, моего сторожа, старшей продавщице мадам Обер, которая ожидает ребенка. Что касается моего…
— Я понимаю, вы о нем уже давно забыли, — сказала Марианна, пытаясь улыбнуться. — Если у вас найдется охапка соломы, нам будет достаточно. Мы артистки… И комфорт не всегда является нашим уделом…
— , Наверное!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95