Губы Андрогея изогнулись в усмешке.
— Ты говоришь как Уста?
— Нет, как здравомыслящий человек, которого не привлекают безумные грезы. Что случится, если договор или торговое соглашение вдруг нарушат? Вы рассчитываете, что бедняга Астерион устроит землетрясение или начнет метать молнии?
— Если урожай засохнет...
Андрогей закусил губу. Он сказал слишком много — и дал ей понять, как именно собираются Минос и Пасифая шаг за шагом втягивать ее в служение Богу-Быку.
Ариадна поднялась.
— Ты свихнулся? Я не Деметра! Я не могу сделать ничего подобного — а если бы и могла, то не стала бы!
Андрогей не шелохнулся.
— Должен тебе сказать, что не только мама, но и отец собирается представить Бога-Быка божеством. — Голос его прозвучал угрожающе.
Ариадна рассмеялась.
— Царь Минос намерен захватить верховную жрицу Диониса? Он отправит меня в тюрьму? Станет пытать? А что он сделает, если виноград сгниет, не созрев, а вино станет хуже мочи? Что он сделает, если Дионис — хоть он и не приходил на обряд — промчится по Криту, как некогда промчался по Фивам? — Она пожала плечами. — Вам не подкупить и не запугать меня. Я буду по-прежнему добра с Астерионом, потому что он мой младший брат, потому что он любит меня и нуждается во мне. Но я не стану поддерживать веру в то, что он бог.
— И тем сама обрушишь на Кносс беды, которые предрекла.
Еще одно равнодушное пожатие плеч.
— Возможно. Возможно, не избери меня царица Пасифая в жрицы Диониса, бог не ответил бы на Призыв; Пасифая не позавидовала бы мне и не легла бы с Посейдоном; и Астерион никогда не родился бы. Так что, наверное, меня и правда можно винить. Но сейчас уже не имеет значения, буду я действовать или нет. Если тебе нужно волшебство, и гораздо более впечатляющее, чем мое, — ступай к Дедалу. Он сотворит тебе чудеса, которые поразят и убедят кого угодно.
— Ты не понимаешь. Отец ни словом не обмолвился с Дедалом с тех самых пор... с тех самых пор, как был зачат Бог-Бык, и отобрал у него почти все привилегии и пенсию.
— Тогда сейчас самое время вернуть их. Царь Минос не должен винить слугу в том, что тот поддался на уговоры Пасифаи — на которые, кстати, поддался и он сам. — Ариадна на мгновение отвела взгляд. — Боюсь, искусность Дедала понадобится вам, и очень скоро — если царь с царицей не сойдут с пути, на который вступили.
Глава 12
Ариадна не удивилась, когда за визитом Андрогея последовал визит отца. Она всегда понимала, что цель Пасифаи — унизить дочь и Диониса, который отверг ее; но Минос, более мудрый и опытный, мог увидеть что-то, что она упустила. К счастью, Андрогей выдал истинную причину того, почему Минос стремился кнутом и пряником приобщить ее к культу Бога-Быка. Он не желал унижаться перед Дедалом. Так что теперь, сколь бы ни был хитроумен Минос в своих мольбах и угрозах, он не мог пробудить в Ариадне ни сочувствия, ни страха.
Несмотря на чудесную площадку, которую Дедал создал для ее танцев, Ариадна не жаловала его. Он был мрачным нытиком, действовал исподтишка либо обманом, потому что вынужден был платить услугами за приют. Однако сделка есть сделка; что бы ни думал по этому поводу Минос, но он сам приказал Дедалу помочь Пасифае принять обличье коровы. Он не имел права наказывать Дедала за повиновение своей воле.
Ариадна по-прежнему упорно отказывалась появляться в храме Бога-Быка даже как простой зритель. А десятидневье спустя горячо поблагодарила Андрогея за то, что он вооружил ее против уловок отца.
— Где он? — Голос, по которому Ариадна столько тосковала и плакала, взорвался одновременно в ее голове и ушах. — Где он?
Ариадна резко села и вцепилась руками в пальцы, что впились в ее плечи, продавливая плоть до костей. Она онемела от ужаса, испугавшись спросонья, что Дионис обвиняет ее в переходе на службу Богу-Быку.
— Она убьет его! Мне надо туда! Где он? Восклицание «она убьет его» исцелило Ариадну от страха, а невидящие глаза Диониса и струйки липкого пота, поблескивающие на его лбу в тусклом сиянии ночника, подсказали ей, что Дионис бьется в когтях Видения — или же только что вырвался из них.
— Расскажи мне все! Господин мой, ты должен мне все рассказать! Я вижу твои Видения, только когда ты о них говоришь.
Дионис сглотнул, силясь объяснить.
— Темная комната, освещенная тусклым светом... луны? Ночника? В этом я не уверен, но вижу ложе, только... только половина его скрыта во тьме.
Он судорожно вздохнул, и Ариадна, воспользовавшись тем, что держит его за руки (хватка их слегка ослабела), повернула его и усадила на постель.
— Тьма злая? — Но она уже знала, что нет: цветок в ее сердце раскрылся и серебристые лепестки сказали ей, что не в тьме таилась причина испуга Диониса.
— Нет! В тьме нет зла. Это лишь покров — но я не понимаю...
— Предоставь понимать мне, господин мой. Тебе надо только пересказать мне свое Видение.
Глаза его стали совсем невидящими, и Ариадна поняла, что Дионис восстанавливает Видение в памяти.
— Я Вижу, как свет приближается к дверям залы, — начал он. — Он становится ярче, в дверном проеме возникает женщина с лампой в руке; другой рукой она держит что-то... по-моему, клочок ткани.
Ариадна задохнулась и вздрогнула, когда Дионисово Видение внезапно предстало перед ней. Она не просто слушала своего бога — серебристые лепестки приносили ей образы его Видения, картины, полные потерянности и страха. Но она не была уверена — исходят ли эти чувства из самого Видения или ей передаются печаль и страх Диониса.
— Она красива, красивее всех олимпийцев, кроме, разве что, Афродиты, — продолжал Дионис почти нараспев. — Но это смертная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129