О том, что произошло в дальнейшем с нашими путниками, вы узнаете, читатель, из следующей главы.
ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ,

из которой вы узнаете о том, какую пользу принесла путникам исполинская сила Чжу Ба-цзе на Тернистой горе и как Танский монах вел беседу о стихах с обитателями скита лесных праведников
Итак, правитель государства Цзисай был от всего сердца благодарен Танскому монаху и его спутникам за то, что они изловили оборотней-разбойников и вернули похищенную из пагоды драгоценность. Он хотел щедро наградить монахов золотом и яшмой за огромное благодеяние, совершенное ими, но те наотрез отказались принять драгоценные дары. Тогда правитель распорядился, чтобы монахам сшили по две смены одежды, точно такой же, какую они носили, по две пары матерчатых; чулок и кожаных башмаков, а также по два пояса. Кроме того, им насушили на дорогу разных сухарей и печений.
Когда подорожная была засвидетельствована, монахам устроили пышные проводы. Сам правитель в роскошной колеснице выехал провожать их в сопровождении гражданских и военных чинов и всех жителей города.
Монахи из монастыря, получившего новое название Ниспровергающий драконов, тоже вышли провожать своих спасителей. Воздух сотрясался от громких звуков духовых и ударных инструментов.
Торжественная процессия покинула город, вышла за ворота, и лишь когда они прошли около двадцати ли, правитель стал прощаться. А жители города прошли еще двадцать ли. Монахи же и не думали возвращаться: они шли за путниками и прошли, пожалуй, пятьдесят или даже шестьдесят ли. Некоторые изъявляли желание сопровождать путников на Запад. Находились и такие, которые просили принять их в услужение и обещали за это добиваться нравственного самоусовершенствования.
Сунь У-кун, видя, что монахи не отстают от них и не хотят возвращаться обратно, решил прибегнуть к волшебному средству. Он вырвал у себя небольшой клок шерсти из тридцати или сорока волосков, дунул на него и произнес одно лишь слово: «Изменитесь!» И все волоски сразу же сделались пятнистыми тиграми, свирепо преградившими монахам дальнейший путь. Тигры страшно рычали и метались, готовые броситься на людей. Монахи испугались и не осмелились двигаться дальше.
Великий Мудрец Сунь У-кун тем временем повел за собой белого коня, а Танский монах стал подстегивать его кнутом. Вскоре путники были уже довольно далеко от монахов, но до их слуха долго еще доносились вопли и громкие причитания.
- Милостивые и справедливые отцы! - кричали монахи. - Очевидно, такая уж у нас судьба, что вы не желаете навсегда спасти нас!
Мы не будем рассказывать здесь о том, как горевали монахи, а вернемся к Сюань-цзану и его спутникам. Вскоре они вышли на большую дорогу, и здесь Сунь У-кун водворил на место выдернутый клок шерсти. После этого путники двинулись дальше прямо на Запад. Время летело незаметно: зима была на исходе и приближалась весна. Погода стояла не жаркая, и идти было легко. Неожиданно перед путниками выросла длинная цепь гор, и дорога теперь шла по самым вершинам хребта. Танский монах остановил коня и стал осматриваться. Горы поросли густым, колючим терновником, перевитым цепкими лианами. И хотя дорогу можно было различить, продвигаться в этих зарослях было очень трудно; колючки вонзались в тело, словно иголки.
- Братья мои! - воскликнул Танский монах. - Как же мы пройдем здесь?
- Как пройдем? - удивился Сунь У-кун.
- Братья! - продолжал Танский монах. - Дорога хоть и видна, но все кругом поросло колючками. Здесь можно двигаться лишь ползком, как змеи. Вам и то трудно идти, согнувшись в три погибели, а каково мне ехать верхом?
- Пустяки! - воскликнул Чжу Ба-цзе. - Глядите, как я сейчас расчищу дорогу граблями: можно будет проехать не только верхом, но даже в паланкине!
- Ты, конечно, силен, что и говорить, - молвил в ответ Танский монах, - но надолго тебя не хватит. Ты ведь не знаешь, на каком протяжении дорога заросла терновником. К чему же зря тратить силы?
- Что попусту разговаривать, - сказал тут Сунь У-кун, - я сейчас сам все узнаю.
С этими словами он поднатужился, совершил прыжок в воздух и, очутившись на облаке, стал всматриваться, но заросли терновника, казалось, не имели границ.
Необозримые, бескрайние просторы
Оделись легкой дымкою тумана,
Набросили покров зеленый горы,
Переплелись упругие лианы.
На тонких ветках распустились почки.
И тысячи проснувшихся растений,
Их первые, блестящие листочки
Отбрасывают трепетные тени.
Конца не видно дали изумрудной,
Пространства эти не окинешь взором:
Раскинулись зеленою запрудой
И радуют сияющим убором
Деревьев кущи, свежие дубравы,
Ковры лугов в узорах пестротканных,
Кустарники, лекарственные травы
В наряде из цветов благоуханных.
Лучей своих живую позолоту
Деревьям солнце расточает щедро,
Баюкают их легкую дремоту
Порывы освежающего ветра.
Причудливые сосны, кипарисы,
Едва лишь холода зимы изведав,
Украсили немеркнущие ризы
Узором ослепительных побегов;
Стеной сплошною высятся бамбуки,
О чем-то шепчутся с ручьями ивы,
И ветви поднимают, словно руки,
Седые вязы, молодые сливы.
Ползут лианы по стволам дуплистым,
Их переплеты с плотной тканью схожи:
То виснут над землей шатром тенистым,
То стелются гостеприимным ложем.
Но где б то ни было, найдешь едва ли
Такие заросли кустов колючих,
Чтобы все пути дороги закрывали
Изгибами ветвей своих и сучьев.
Куда ни глянь, везде являет взгляду
Терновник небывалую преграду.
Долго вглядывался Сунь У-кун в бесконечные заросли терновника и, наконец, прижав ниже к земле край облака, на котором он находился, крикнул:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195