И вырваться из этого круга Бусый не мог, сумел только подставить ладони, когда лёгкая рука на плече направила его в песок головой.
– Ну тебя, – поднимаясь, засопел юный венн. – Не привык я девок толкать…
– Да оно кислое, – подбоченясь, кивнула Таемлу. – Как сказала кошка, не добравшаяся до молока…
Бусый взялся отряхивать штаны… и, не кончив движения, распрямляясь, хищно и крепко сцапал Таемлу за руку. Конечно, не за ту, на которой только вчера был лубок.
Его кисть тотчас пронзила внезапная боль. Отдалась в локоть и плечо, белым пламенем встала перед глазами… Бусый ахнул, попытался спастись, взвился на цыпочки, потом неловко завалился на колени, ёрзая, растянулся на животе, уткнулся носом всё в тот же песок.
– Не помяла?… – виновато спросила Таемлу.
Стоило ей разжать пальцы, как боль сразу куда-то исчезла. Вся, без остатка.
– Велика твоя Богиня, – невольно вырвалось у Бусого. – И милосердна, – добавил он поразмыслив.

Отец и мать

Бусый всё думал о дымке, сулившей грозу, и к вечеру решил, что не стоило терять время попусту.
– Дедушка, – подступил он к Горному Кузнецу. – Помоги мне! Пожалуйста! Кто меня у отца с матерью из рук вырвал? Как мне вспомнить?…
Отшельник внимательно посмотрел на него.
– Этого ты не сможешь вспомнить, малыш. Впрочем… Есть нити, связавшие тебя с теми, кто видел, и эти клубки можно попробовать размотать…
– Спасибо, дедушка! – поклонился Бусый.
– Погоди благодарить, – отмахнулся старик. – Лучше подумай, какие носочки ты свяжешь из ниток, которые мы размотаем, и каково тебе будет потом в тех носочках ходить. – Бусый смотрел на него, явно не понимая, и Кузнец пояснил: – Я пока не знаю, что мы увидим… Кажется мне почему-то, что сегодня тебе станет страшно. Поразмысли хорошенько, ты этого хочешь?
Бусый честно попробовал вообразить что-нибудь страшнее распяленных рёбер ещё тёплого Колояра. Не получилось.
«Если посмотреть страху прямо в глаза…»
В животе начало противно урчать. Бусый вскинул голову и ответил, постаравшись, чтобы голос прозвучал твёрдо:
– Да, дедушка. Я хочу.
К вечеру он успел убедиться, что мёртвое и разорванное тело друга – далеко не самое жуткое, что можно себе навоображать. Особенно если хорошенько порыться не только в собственных воспоминаниях, но и послушать чьи-то рассказы. Вот его отец рубится один против десяти, и звероподобные, обросшие рыже-бурой шерстью разбойники наносят ему рану за раной. Или всё не так, отцу в живот попала стрела, и он корчится, глотает кровь и ползёт по земле, и никак не может доползти туда, где бьётся и кричит в руках у нелюдей мать…
«Я отомщу за вас. Я за вас отомщу…»
…Пещера. Дымный чад факелов. Крылатые тени, мечущиеся под потолком. Косматая, позванивающая кандалами толпа…
Молодой парень, стоящий на середине пустой площадки. Он одет не в лохмотья, а в крепкую, добротную одежду. Он держит в правой руке кнут, а в левой – длинный кинжал с лезвием, плавно сбегавшим от рукояти к гранёному, как шило, острию. Молодой, совсем молодой…
«Кто это?…»
А впрочем, ответ ему уже ясен. Почему он полагал, что отец будет вроде нынешнего Летобора, у которого уже завелось в бороде порядочно седины?… Человек с кнутом выглядит примерно ровесником Колояру. Или тому же Летобору, когда тот впервые взял на руки приёмыша.
Отца нельзя не узнать, он очень похож на Бусого, каким тот станет через несколько лет. Бусый смотрит во все глаза, понимая, что их встреча, вытянутая из глубин чужой памяти, будет недолгой. Ладная, крепкая фигура, широкие плечи, красивое лицо недавно возмужавшего парня. На левой щеке две тёмные родинки. Презрительная усмешка кривит губы, он смотрит на сына, как на какую-то мерзкую вошь…
Нет, не на сына. Просто Бусый видит отца глазами человека, с которым тот собирается драться.
Себя, то есть не себя, а противника отца, Бусый рассмотреть не может. Только руку в лохмотьях, мелькнувшую перед лицом, на запястье свежий след от кандалов, кровавая царапина от зубила, только что сбившего те кандалы…
Одновременно с глазами Бусый распахнул рот для возмущённого крика:
«Не-е-ет! Я хочу знать его судьбу! Я хочу знать…»
Но не закричал, потому что увидел лицо Горного Кузнеца. Старик сидел крепко зажмурившись, его губы дёргались, а по лбу и вискам стекал пот. Бусый понял, что распутывание ниточек давалось ему огромным трудом.
– Мама, – прошептал мальчик. – Дедушка, ну пожалуйста…
К его удивлению, новое видение возникло совсем легко. Похоже, выводившая к нему нить оказалась короче. Или содержала гораздо меньше узлов.
…Ночная, залитая густым туманом улица незнакомого города. По улице, то и дело оглядываясь, быстро бежит нищенка. Ей страшно, она боится погони… Вот лицо женщины озаряет уличный светильник, и Бусому в глаза опять бросается сходство. Никакого сомнения, это она…
«Мама! Мама! Кто гонится за тобой?! Как мне тебя защитить?»
Женщина выбегает на широкую площадь у пристани. Площадь пустынна, только клубится, перетекает плывущий с моря туман… «Мама!!!»
Она оглядывается, и её лицо искажает немой ужас. Бусый тоже замечает в тумане движение. На миг ему кажется, что из мглы вот-вот выйдет оборотень, похожий на Резоуста… Но нет, это просто собака. Веннский волкодав, несущийся во весь мах. Бусый видит приоткрытую пасть, широченные лапы, вздымающийся и опадающий длинный мех. Кого бояться, когда рядом такой пёс?
Спустя нескончаемое мгновение Бусый понимает, что пёс вовсе не спешит женщине на защиту.
Наоборот. Это мчится из тумана её смерть. И глаза у смерти горят зеленоватым огнём…
«Мама-а-а-а-а!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71