Над головой глубокое чистое небо, от редких пышных облаков легкие призрачные тени, ребячий гомон на Ловати, тихие летние вечера с соловьиными трелями, теплые душистые ночи с яркими звездами на высветленном белыми ночами небе, прохладное росистое утро с белыми туманами и тяжелыми щучьими всплесками на глухом озере… Все это — лето, а вместе с августом начинает подкрадываться осень. Если не зарядят холодные дожди, переход от лета к осени совершится плавно, незаметно. Уже август кончается, пришел сентябрь, а в городе еще лето. Лето, щедрое фруктами, солнцем, ягодами, грибами…Такое долгое лето выдалось в этом году в Великих Луках.Я уже переехал мост через Ловать на «газике», который мне дал во временное пользование Иван Семенович Васин, когда меня обогнала «Волга» и Петя Васнецов, высунувшись из кабины, помахал мне рукой, предлагая остановиться. Из «Волги» вылез Валентин Спиридонович Архипов и подошел ко мне. Я с ним не виделся с того самого времени, как сдал ему дела. Васин говорил, что исполняющий обязанности директора завода как-то приезжал в Стансы, где состоялся крупный разговор с Любомудровым, продолжающим строить поселок. Архипов, конечно, был прав: Ростислав Николаевич вот уже второй месяц работает в колхозе, а числится инженером-конструктором на заводе. В общем, он потребовал, чтобы тот немедленно вернулся в конструкторское бюро. И Любомудров вернулся… для того, чтобы оформиться в отпуск. На другой же день он снова был на стройке. Мне он сказал, что ни о каком отдыхе не может быть и речи, пока поселок не будет сдан колхозу. Признаться, я тогда испытал некоторые угрызения совести за то, что «прогулял» две недели.Глядя на приветливое, чисто выбритое лицо Архипова, я подумал, что он сейчас спросит о Любомудромо, но Валентин Спиридонович заговорил о другом:— Звонил Дроздов и просил вам передать, чтобы немедленно выезжали в Москву. Он устроит вам встречу с министром… Может быть, все еще поправится, Максим Константинович? Я с величайшим удовольствием вручу вам бразды правления!Я с интересом смотрел на Архипова: искренне ли говорит? От Любомудрова я слышал, что Валентин Спиридонович к своим новым обязанностям относится серьезно, но особенного служебного рвения не проявляет.К первому сентября мы полностью должны были закончить поселок в Стансах. И сейчас, в самый разгар завершающих работ, поехать в Москву я не мог.— Сообщите, пожалуйста, Дроздову, что я сейчас не поеду в Москву, — сказал я. — Только после сдачи поселка.— Я знал, что вы так поступите, — улыбнулся Архипов. — И взял на себя смелость ответить Дроздову за вас. И знаете, что он мне сказал?— Интересно, что же?— Он сказал, что если гора не идет к Магомету, Магомет придет к горе.— А не сказал Магомет, когда собирается пожаловать? — спросил я.— Я посоветовал это сделать в сентябре… когда вы закончите все работы.— Я и не подозревал, что вы мой единомышленник, — сказал я.— Я понял, что вы победили, — просто сказал Архипов. — Хотя бы и такой ценой. Понял это на бюро горкома партии.— Зачем же вы тогда заново переоборудовали формовочный цех?— В отличие от вас, я привык выполнять приказы. И ради бога, не подумайте, что я это сказал вам в осуждение.Мы помолчали. В искренности Архипова я не сомневался. Сомневаться не сомневался, а вот его совсем перестал понимать. Да, он мне никогда не вставлял палки в колеса, это верно, но и не помогал. Будто зритель, держался в стороне и наблюдал за событиями, спокойно дожидаясь, чем все это кончится. А когда кончилось тем, как он и предсказывал, Архипов не стал злорадствовать. И вот теперь, когда ему представилась возможность пойти в гору, он не воспользовался и этим. Хотя, пожалуй, кто-нибудь другой на его месте сейчас лез бы из кожи, чтобы показать себя с самой выгодной стороны. И я напрямик спросил его:— У вас сейчас есть все шансы стать директором завода, почему же вы не хотите проявить себя?Архипов рассеянным движением дотронулся до своих выгоревших на солнце светлых усов, будто хотел их пригладить, да раздумал, легкая тень пробежала по его лицу. Он отвернулся и с минуту молча смотрел на Ловать.— Я не хочу быть директором, — наконец сказал он. — Лишать чести другого — значит не иметь своей… Я убежден, что вас восстановят в должности, а я — реалист и знаю свои возможности. Лучше быть хорошим главным инженером, чем плохим директором… У меня бы, например, никогда не хватило смелости на то, что сделали вы, даже если бы я был убежден в своей правоте. Вы творец, а я — исполнитель.— По-моему, вы наговариваете на себя, Валентин Спиридонович.— Я поверил в вас, когда осмотрел поселок… Завод будет выпускать такие дома. И очень скоро. Теперь я в этом не сомневаюсь. Вы с Любомудровым победили.— О какой победе вы говорите? — возразил я. — Меня сняли с работы, дали строгий выговор и грозят привлечь к судебной ответственности за незаконное расходование государственных средств… Поистине пиррова победа!— Я сначала считал вас, извините, недальновидным человеком… И я искренне рад, что ошибся. Недальновидным оказался я. Теперь… теперь я восхищаюсь вами! — окончательно смутил меня Архипов. Я даже подумал: уж не разыгрывает ли он меня? Настолько несвойственно было ему подобное проявление чувств. Но Валентин Спиридонович был серьезен и задумчив. И в глазах его не было и тени насмешки. Казалось, он сейчас испытывал облегчение, как человек, решившийся высказать то, что его уже давно тревожило.— Спасибо на добром слове, Валентин Спиридонович, — тепло сказал я.— Вам спасибо, — улыбнулся он, — за великолепный урок.Уже прощаясь, он вдруг вспомнил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129