Во-первых, никакого Краснокитежска на карте не было и нет. Более того, собираясь в дальнюю дорогу, Умнов подробно расспрашивал о ней тех, кто проезжал здесь в прошлые годы, – обычный и естественный интерес автомобилиста: где есть заправочные колонки, станции автосервиса, в каких городах или городках легче устроиться на ночлег, где лучше кормят и где стоит задержаться на часок, осмотреть пару-тройку местных достопримечательностей. И никто – подчеркнем: никто! – не упоминал в разговорах Краснокитежск…
Ну, допустим, разумное объяснение здесь обнаружится, быть иначе не может: город-то есть, вот он – за окном. Но перейдем к «во-вторых».
Во-вторых, что может означать воистину гоголевская ситуация, развернувшаяся на проезжей трассе и продолжающаяся в отеле «Китеж»? Что это? Художественная самодеятельность местных начальников?.. За свою жизнь Умнов повидал, познакомился, побеседовал со множеством секретарей райкомов, горкомов, председателей всякого ранга исполкомов. Были среди них люди толковые, знающие, деловые, не любящие и не умеющие тратить на чепуху свое и чужое время. Были и фанфароны, откровенные карьеристы, но и те – не без хитрого ума: если и пускали пену, то с толком, с оглядкой на верхи – как бы не врезали оттуда за показушную инициативу, как бы о настоящем деле ненароком не напомнили. Но были и откровенные дураки, невесть как попавшие в руководящие кресла. Вот эти-то могли запузырить нечто вроде торжественного акта по празднованию десятимиллионного… Нет!.. Отлично зная когорту начальственных дураков, Умнов столь же отлично знал и их главную черту: действовать по готовым образцам. А какие тут есть образцы? Ну, миллионный житель. Ну, стотысячная молотилка. Десятимиллионный новосел. Праздник первого зерна и последнего снопа. Общерайонный смотр юных сигнальщиков и горнистов или городской фестиваль политической частушки… Но десятимиллионный посетитель города – это, знаете ли, через все границы… Кстати, как они подсчитали? Партизаны из ГАИ сидели в засаде с калькуляторами в руках?.. Сколько сидели? Месяц? Год? Сто лет?.. Дорога идет на юг, к самому синему в мире, к всесоюзным здравницам, житницам и кузницам. В летний сезон по ней поток машин должен мчаться, мильон – за сутки! Десять мильонов – за десять дней! Умнов припомнил, что все приятели советовали ему выехать пораньше, чуть засветло, чтобы не застрять в бесконечных колоннах автобусов, грузовиков, «Волг» и «Жигулей», а он проспал, тронулся в путь черт-те когда поздно, в десять или в пол-одиннадцатого, и впрямь поначалу мучился от невозможности прижать газ, вырваться за сотню в час, пустить ветерок в кабину: где там, поток попутный, поток навстречу, теснотища… А километров за семь или за десять до Краснокитежска – как от мира отрезало… Нет, точно: как в поворот вошел, выскочил на горушку – ни одной машины! Куда они подевались, а?..
Так не бывает, так просто не должно быть!..
Умнов выбрался из кресла и зашагал по комнате, лавируя между составными частями пятитысячного гарнитура. Балерина Семеняка сочувственно смотрела на него со стены.
Надо мотать отсюда, нервно думал Умнов. Прямо сейчас, через черный ход – есть же здесь какой-нибудь черный ход! – выбраться из гостиницы, тайком в «Жигуль» и – ходу, ходу. Черт с ней, с египетской спальней! В «жигулевском» салоне – пожестче и потеснее, зато – никакой чертовщины, все реально, все объяснимо…
Умнов остановился у окна. Оно выходило на площадь, на давешний призывный плакат, и внизу хорошо просматривался родной автомобильчик, три черных «Волги» и бесфамильный капитан, бдительно кружащий по площади с патрульной скоростью.
Да-а, расстроился Умнов, хрен сбежишь под таким колпаком. Только пешком. Ботиночки на палочку и – к морю. И то верно: свобода. Но стоит ли она родного «Жигуленка»?..
На журнальном столике нежно звякнул телефон, исполненный в стиле «ретро» умельцами из Прибалтики.
– Слушаю, – снял трубку Умнов.
– Мы вас ждем, Андрей Николаевич, – женским голосом пропела трубка. – И горячее стынет.
– Еще десять минут, – сухо сказал Умнов и невежливо повесил трубку первым.
Да и к чему сейчас вежливость? Если честно, он – пленник. Отель «Китеж», конечно, – не Бутырка, не замок Ив, но сбежать отсюда – тоже проблематично. А если не бежать? Если пойти в трапезную, съесть стынущее горячее, выслушать десяток безалкогольных тостов – на водку эти серые не решатся, не то время, за водку с них портки снимут – и завалиться в «Людовик» часиков на шесть-семь? А утром – в путь. И не исключено – тот же капитан и проводит, жезлом на прощание помашет… Чего, в сущности, бояться? Нечего бояться. Ты – сам с усам, солидный мальчик, деньги при тебе, положение обязывает – да ты и за ужин сам расплатишься: никаких подношений, никаких банкетов, мы, знаете ли, в нашей газете ведем беспощадную борьбу с товарищескими ужинами за казенный счет…
И верно, чего я теряю, подумал Умнов. Кроме пятерки за ужин и десятки за номер – ничего. А раз так, то и ладушки.
Он сбросил куртку, рубашку, джинсы, раскидал все по дорогостоящему ковру три на четыре и рванул в ванную, под теплый душ, у которого, как известно, кроме гигиенических, есть и нравственное свойство: он начисто смывает пустые сомнения.
Мытый, бритый, подчепуренный, в свежей рубашонке с зеленым крокодилом на кармашке – знаком знаменитой фирмы, Умнов спустился в холл, где был немедленно встречен кремовым директором.
– Уж и заждались вас, Андрей Николаевич, – бросился тот к гостю. – Идемте скорей.
Они поднялись по мраморным ступеням, ведущим к ресторану, но в него не пошли, а открыли дверцу рядом, попали в явно служебный коридор с безымянными кабинетами по обе стороны, а в торце его оказалась еще дверь, но уже украшенная табличкой, сработанной неким чеканщиком:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31