Они манили, завораживали, точно пение сирен, брали в плен, не позволяя отвести взгляд. Но я вовремя вспомнил предостережение Аркадия и заставил себя оторваться от созерцания этих глаз.
Мой взгляд переместился на золотую чашу, которую Влад держал в своих костлявых руках. Ее украшал крупный рубин. Потом я опустил глаза еще ниже и только сейчас увидел Стефана.
Боже мой, Стефан! Живой, невредимый. На нем была его обычная одежда. Он сидел на каменном полу, возле возвышения, на котором стоял трон. Невзирая на царивший в зале холод, его жилетка была расстегнута. Стефан сидел, широко разбросав ноги, ладонями упираясь в пол позади себя. Чувствовалось, что он держится из последних сил и вот-вот упадет. Голова Стефана клонилась набок, нечесаные волосы закрывали лоб. Мой брат либо очень устал, либо его чем-то опоили.
Стефан, не отрываясь, смотрел на Влада. Только появление Аркадия заставило брата отвлечься от лицезрения омерзительного старика.
Он увидел своего отца. Сколько любви и благодарности было в его взгляде! Да и мог ли он испытывать иные чувства к своему спасителю? У меня радостно забилось сердце, а горло сдавил комок. Потом Стефан вновь повернул голову к трону, и я понял, кому адресован его взгляд, полный восторга и обожания. Моя радость мгновенно превратилась в немой ужас.
– Здравствуй, Аркадий, – произнес Колосажатель.
Его мелодичный голос обладал такой же притягательной силой, как и глаза. Трудно было поверить, что эти слова произносит существо со столь безжизненным пугающим лицом.
– А мы давно ждали тебя. Ты же знаешь: обязанность каждого отца – привести ко мне своего старшего сына, как поступил, например, твой отец, своими руками надрезав твое запястье, дабы исполнить договор и определить твою судьбу.
Только сейчас я заметил на коленях Влада ритуальный нож, серебристое блестящее лезвие которого было окровавлено. Запястье Стефана стягивала повязка, сквозь белую ткань которой проступало небольшое алое пятно.
– Но ты опоздал, Аркадий, – все тем же мелодичным голосом продолжал Влад. – Ты сильно опоздал. Тебе нужно было прийти сюда в тот день, когда Стефан родился. А так нам пришлось очень долго ждать, чтобы разделить с тобою это мгновение семейного торжества.
Он поднял чашу. Я вспомнил мессы своего детства, когда священник поднимал чашу с вином, провозглашая его «кровью Христовой».
– Стефан, этим ритуалом я связываю тебя узами подчинения. Клянусь тебе: пока ты верно служишь мне, ни с тобой, ни с твоими близкими не случится никакой беды. Твоя кровь соединяется с моей кровью...
Стефан продолжал глядеть на него все с тем же обожанием (не знаю, чем было затуманено сознание брата – вином или вампирскими чарами). Аркадий метнулся к трону с намерением выбить чашу из рук Влада, но путь ему преградила невысокая темноволосая женщина в крестьянской одежде, в высоко поднятой руке сжимавшая распятие.
Аркадий отпрянул и громко крикнул:
– Абрахам!
Но я уже бросился к нему, подгоняемый любовью к Стефану и страхом за жизнь брата. Я несся изо всех сил, торопясь вклиниться между женщиной и Аркадием. Я без пояснений понял, какой помощи ждет от меня Аркадий: мне нужно было отвлечь внимание крестьянки на себя и освободить ему путь. По маминым записям и рассказам моего спутника я знал: вкусив крови Стефана, Влад подчинит его своей воле и будет знать все его мысли. Тогда уже никакие наши защитные меры ему не помогут.
Увы, я не мог передвигаться с нечеловеческой быстротой Аркадия. Пока я добежал до женщины, Влад успел перевернуть чашу и выпить капли крови Стефана. И в ту же секунду в зале раздался душераздирающий крик моего брата. Корчась от боли, Стефан обхватил руками голову. Его разум стал подвластен Колосажателю.
Может показаться, что я описываю последовательные события. Нет, все происходило почти одновременно. Крестьянка вскинула другую руку. В ней был зажат предмет, сделанный из дерева и блестящей стали. Он тоже обладал отвращающими свойствами, но иного рода. Прежде чем я успел сообразить и хоть что-то предпринять, женщина подняла револьвер и выстрелила. Пуля ударила мне в левое плечо и прошла навылет, задев дельтовидную мышцу.
Мне повезло: инерция бега продолжала толкать меня вперед, к выстрелившей крестьянке, которая от сильной отдачи сама потеряла равновесие. Налетев на женщину, я сбил ее с ног, запачкав своей кровью ее белый фартук. Она упала, выронив револьвер и крест.
Поднявшись на одно колено, я выхватил платок, смоченный эфиром. Не давая женщине сбросить меня или дотянуться до револьвера, я накрыл платком ее рот и нос. Другой рукой я придавил к полу ее запястье.
Женщина извивалась. Свободной рукой она била меня по лицу и груди. Невзирая на рану, я крепко держал свою противницу. Но вот ее удары стали слабеть, а затем и вовсе прекратились. Когда я понял, что она потеряла сознание, сразу же убрал платок, иначе эта крестьянка могла уснуть навсегда.
Только теперь я ощутил боль в плече и головокружение. Я опустился на пол возле возвышения и попытался собраться с мыслями. Платок я поспешил убрать обратно в карман, чтобы самому не нанюхаться паров эфира. В тот момент я не обратил внимания, что между Аркадием и Владом находились сразу три распятия: одно на полу (его выронила крестьянка), другое у меня на шее, а третье – у меня же в кармане.
Повторяю: описание произошедшего занимает гораздо больше времени, чем сами события. Кровь, выпитая Владом, крик Стефана, выстрел и моя борьба с крестьянкой – все это длилось считанные секунды. Я лежал на холодном полу. Аркадий находился слева от меня, Влад – справа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94