Перед рассветом свечение стало особенно ярким, и мы нашли Гундульфа в скалах у Рэдбодс Энд».
Хальвард замолчал. Безмолвие снизошло на всю больничную палату. Оказывается, не только наша маленькая компания внимательно слушала рассказ Хальварда. Наконец Мелито спросил:
– Вы убили его?
– Нет. В старые времена – да, убили бы, и это было неправильно. Теперь же за убийство мстит закон материка – так лучше. Мы связали ему руки и ноги и положили в его доме. Я сторожил Гундульфа, пока старшие готовили лодки. Он рассказал мне, что полюбил одну женщину на большом острове. Я сам никогда не видел эту женщину, но он сказал, что зовут ее Неннок. Она была красива и моложе его, но ни один мужчина не взял бы ее себе потому, что она родила ребенка от человека, умершего прошлой зимой. Тогда, в лодке, Гундульф сказал Анскару, что собирается привезти Неннок домой, но Анскар назвал его клятвопреступником. Дядя Гундульф был очень силен. Он схватил Анскара и выбросил его за борт. Потом намотал страховочный трос себе на руки и перекусил так, как это делают с ниткой женщины, когда заканчивают шить.
Он также рассказал, что стоял, держась за мачту, и глядел на своего брата, барахтавшегося в ледяной воде. Он видел, как сверкнуло лезвие, но подумал только, что Анскар либо угрожает ему, либо собирается метнуть в него нож.
Хальвард снова умолк. Сообразив, что он не собирается продолжать, я спросил:
– Не понимаю. Так что же все-таки сделал Анскар? Губы Хальварда тронула слабая улыбка, едва заметная под его светлыми усами. В это мгновение мне показалось, будто я увидел ледяные острова юга, голубые и страшно холодные.
– Он перерезал страховочный трос, тот трос, который Гундульф уже оторвал. Поэтому люди, обнаружившие его тело, не сомневались, что Анскар был убит. Понимаешь?
Да, теперь я все понял и несколько минут хранил молчание.
– Вот как, – буркнул Мелито Фойле, – прекрасная долина перешла во владения отца Хальварда. Посредством этой истории он дал понять, что хотя и не владеет собственностью, но может получить ее в наследство. Кроме того, теперь нам известно, что он происходит из семьи убийцы.
– Мелито считает меня гораздо умнее, чем я есть на самом деле, – ответил Хальвард. – У меня и в мыслях подобного не было. Сейчас вопрос не во владении землей, шкурами или золотом, а в умении рассказывать истории. А я знаю много разных историй и рассказал лучшую из всех. Это верно, я могу унаследовать собственность своей семьи после смерти отца. Но мои незамужние сестры тоже получат свою долю в приданое, и только то, что останется, будет разделено между мною и моим братом. Все это не имеет никакого значения, потому что я не повезу Фойлу на юг, где жизнь так тяжела. С тех пор как я взял в руки копье, мне довелось повидать много других, гораздо более пригодных для жизни мест.
– Я думаю, твой дядя Гундульф очень сильно любил Неннок, – предположила Фойла.
– Да, он это сказал, когда лежал связанным, – подтвердил Хальвард. – Но все жители юга любят своих женщин. Ведь именно ради них они выходят зимой на поединок с морем, бурей и ледяными туманами. Говорят, что, когда мужчина толкает свою лодку по гальке к воде, днище лодки скребется о камни и будто твердит такие слова: «Моя жена, мои дети… моя жена, мои дети…»
Потом я спросил Мелито, не желает ли он начать свой рассказ, но тот отрицательно покачал головой и заявил, что, поскольку все слушатели находятся под впечатлением истории Хальварда, он лучше подождет и перенесет свой рассказ на завтра. Тут все начали задавать Хальварду вопросы о жизни на юге и сравнивать услышанное с образом жизни в родных краях. И только асцианин молчал. Я же вспомнил плавучие острова озера Диутурн и рассказал о них Хальварду и всем остальным. Но о сражении в замке Балдандерса я не стал распространяться. Так мы беседовали до тех пор, пока не настало время ужина.

8. ПЕЛЕРИНА

Когда мы закончили ужинать, уже начало темнеть. Мы всегда вели себя тихо в эту пору – не только потому, что были больны и ослаблены, но также из-за мысли, что, обреченные на смерть, умрут, вероятнее всего, теперь, после захода солнца или глубокой ночью. То было время, когда битвы требовали возвращения долгов.
Да и вообще, ночь особенно настойчиво напоминает нам о войне. Иногда – а ту ночь я запомнил навсегда – в небе вспыхивали разряды орудий большой мощности; они походили на тепловую молнию. До нашего слуха доносился топот солдатских сапог – это караульные шагали на свои посты. Поэтому термин «стража», который мы так часто воспринимаем только как словесное выражение десятой части ночи, приобрел слышимую реальность – топот марширующих солдат и невнятные выкрики команд.
Наступил момент, когда все замолчали, и тишина длилась бесконечно долго. Она прерывалась только бормотаньем здоровых людей – Пелерин и их рабов-мужчин: они подходили справиться о самочувствии того или иного пациента. Ко мне приблизилась одна из жриц в алой одежде и села у койки. Мысли в моей голове шевелились замедленно, и в полусне я не сразу сообразил, что Пелерина, должно быть, принесла табурет с собой.
– Ты – Северьян? – спросила она. – Друг Милеса?
– Да.
– Он вспомнил свое имя. Думаю, тебе интересно это узнать.
Я спросил, как же его зовут.
– Конечно, Милее, ведь я только что назвала его так.
– Полагаю, со временем он еще кое-что вспомнит. Пелерина кивнула. Она была уже пожилой женщиной, с добрым, заботливым лицом.
– Я уверена в этом. Он вспомнит и семью, и свой дом.
– Если они у него есть.
– Ты прав, не все имеют семью и дом. Некоторые даже не способны создать дом.
– Ты намекаешь на меня?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99