— благоговейно прожурчал Псмит.— …ив каждом обнаружил фотографию этого молодого человека, в костюме, который не стану подробно описывать…— На «подробно», боюсь, не хватит материала, -…а также страницу нелепейшей автобиографии. Псмит поднял ладонь.— Протестую, — сказал он. — Мы приветствуем критику, но это просто брань и поношения. Прошу присутствующих джентльменов судить, насколько увлекательно и блестяще написано, например, вот это.Он взял последний номер «Минуток» и открыл страницу, посвященную Киду.— Описание, — сказал он, — десятираундовой стычки с неким Мексиканцем Джо. «Во втором раунде Джо выходит и смотрит на меня по-подлому, но я думаю о моей маме и бью по нижним ребрам. Он кричит — ниже пояса! Но начхать. Рефери командует: „Бокс!“ Джо опять смотрит на меня по-подлому. „Ладно, Кид, — говорит он, — сейчас ты у меня на галерку вылетишь!“ И тут он бьет правой, но я вхожу в клинч…»— Фу! — воскликнул мистер Уилберфлосс.— Что дальше-то, босс? Здорово написано! — одобрил мистер Джервис.— Ну вот! — торжествующе подытожил Псмит. — Вы слышали? Товарищ Джервис, один из авторитетнейших критиков к востоку от Пятой авеню, наложил на воспоминания Кида Брейди печать своего одобрения.— Кида я никогда не пропускаю, — подтвердил мистер Джервис.— Естественно, товарищ Джервис. Вы истинный ценитель. Да в этих воспоминаниях, — горячо продолжал он, — такое есть, от чего и у медузы кровь закипит. Разрешите процитировать вам еще абзац, доказывающий, что они не только захватывающе интересны, но и полезны. Где же он? А, вот! «Вот хороший способ уложить какого-нибудь типа. На ринге им не пользуйтесь, потому что он против правил, но он очень пригодится, если к вам на улице привяжется какая-нибудь морда и что-нибудь затеет. Способ такой: как он приготовится шарить, прижмите кончики пальцев своей левой руки к правой стороне его груди, а потом бейте нижней частью ладони. Ни один тип такого не выдержит. Пальцы обеспечивают толчок. Он складывается пополам, а вы даете ему правой снизу в челюсть, и он ложится». Признайтесь, товарищ Филпотс, вы этого не знали. Испытайте на ваших прихожанах.— «Уютные минутки», — раздраженно заявил мистер Уилберфлосс, — не средство для восхваления отребья, дерущегося на кулаках.— Отребье! Товарищ Уилберфлосс, вас ввели в заблуждение. Кид — очень порядочный юноша. Вы как будто не оценили филантропические побуждения, которые подвигли газету поддержать дело товарища Брейди. Подумайте, товарищ Уилберфлосс! У злополучного отрока есть в жизни лишь две радости — любовь к матери и возможность бить в подбородок других юношей, чей вес совпадает с его собственным, но невзгоды, пока мы не взяли его под свое крыло, почти полностью лишали Кида второго заветного занятия. Наши редакторские сердца растаяли. Мы усыновили товарища Брейди. И поглядите на него сейчас! Матч с Эдди Вудом! А товарищ Уотермен подтвердит мое утверждение, что победа над Эдди Вудом даст ему законное право встретиться с Джимми Гарвином в споре за титул чемпиона.— Невыносимо! — взорвался мистер Уилберфлосс. — Неслыханно. Какой ужас! Газета погублена!— Вы все время возвращаетесь к этому утверждению, товарищ Уилберфлосс. Неужели ничто не способно утишить вашу тревогу? Выручка не оставляет желать лучшего. Заря процветания взошла для нас. Владелец более чем удовлетворен.— Владелец? — ахнул мистер Уилберфлосс. — Ему известно, что вы натворили с газетой?— Он осведомлен о каждом нашем шаге.— И он одобряет?— Более чем.Мистер Уилберфлосс гневно фыркнул.— Не верю, — сказал он.Хор былых сотрудников поддержал главного редактора дружным ропотом. Б. Хендерсон Эшер фыркнул сардонически.— Они не верят! — вздохнул Псмит. — Тем не менее это правда.— Неправда! — загремел мистер Уилберфлосс, подпрыгивая, чтобы избежать странствующей кошки. — И ничто меня и этом не убедит. Мистер Бенджамин Уайт не сумасшедший!— Надеюсь, — сказал Псмит. — Искренне надеюсь. У меня есть все причины верить в полную здравость его ума. Почему вы предположили, что существует хотя бы отдаленная возможность его… э?…— Только сумасшедший мог бы одобрить то, как губят его газету!— Ну вот, опять! — сказал Псмит. — Боюсь, товарищ Уилберфлосс, мысль о том, что эта газета погублена, превратилась у вас в навязчивую идею. Позвольте снова вас заверить, что она преуспевает.— Если, — отрезал мистер Уилберфлосс, — вы воображаете, что я поверю вам на слово, вы горько ошибаетесь. Я сегодня же пошлю мистеру Уайту каблограмму и спрошу, одобряет ли он эти изменения в газете.— Не стоит, товарищ Уилберфлосс. Каблограммы стоят дорого, а в наши тяжелые времена цент сэкономленный — это цент заработанный. К чему беспокоить мистера Уайта? Он так далеко и так чужд нашей литературной жизни в Нью-Йорке! Я думаю, практически нет никаких сомнений, что он ничего не знает о переменах в газете.Мистер Уилберфлосс испустил торжествующий вопль.— Я так и знал! — объявил он. — Я так и знал. Я знал, что вы подожмете хвост, если вас загнать в угол и поставить вопрос ребром. Так, может быть, теперь вы признаете, что мистер Уайт не санкционировал изменения в газете?По лицу Псмита разлилось недоумение.— Мне кажется, товарищ Уилберфлосс, — сказал он, — гут какое-то недоразумение. Откуда столь назойливый интерес к взглядам и вкусам товарища Уайта? Можно даже подумать, будто вам мерещится, что товарищ Уайт — владелец эгой газеты.Мистер Уилберфлосс выпучил глаза. Б. Хендерсон Эшер выпучил глаза. Все выпучили глаза — за исключением мистера Джервиса, который, едва чтение мемуаров Кида прекратилось, утратил интерес к разговору и теперь развлекал кошек с помощью бумажки, привязанной к веревочке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54