Говорил человек со звучным голосом и легким акцентом. Заинтересовавшись, я прошелся по коридору взад-вперед, делая вид, будто просто прогуливаюсь. На обратном пути я в последнюю секунду мимоходом заглянул в заинтересовавшее меня купе. Там напротив седовласого человека в черном свитере и черных же брюках сидел симпатичный подросток. Сначала я подумал, что мужчина— священник. Оба кивали головами. На меня ни один даже не взглянул.
— Где я воевал? Я сражался с русскими в Вене! В самом конце войны нацисты посылали в бой любого мальчишку, который еще дышал и способен был держать ружье. Тогда погибли мой брат Клаус, которому было семнадцать, и мой лучший друг. В то время многие прятали сыновей от нацистов, как позже прятали дочерей от русских по той же самой причине — чтобы избежать насилия. Нацисты насиловали нас — мальчишек — тем, что нахлобучивали нам на головы каски и посылали в бой. Русские просто насиловали девушек… Кхгм!… более естественным образом. Но знаешь, в чем разница? И в том, и в другом случае, спускай штанишки и делай, что говорят, не то тебе конец.
Тогда, в пятнадцать лет, я казался себе очень крутым. Впрочем, в пятнадцать у любого парня голова битком набита всяким дерьмом. И вот, такой мистер Крутой с головой, полной дерьма, говорит: «Ладно, пойду воевать». Мы, мальчишки, дети, против русской армии. Притом, что от нашей армии практически ничего не осталось! Ни боеприпасов, ни провианта, а всех офицеров вернули, чтобы защищать Германию… Ха! Это было самоубийством, тем не менее мы, крутые, отправились воевать. Представляешь, до чего мы были глупы? Это было почти прекрасно.
— А весело было?
— Сначала просто скучища, поскольку ничего не происходило, потом в один прекрасный вечер я испугался, как никогда в жизни. В ту ночь мы проснулись от криков «Бегите! Русские идут, их миллионы, и их ничто не остановит. Бегите. Постарайтесь не угодить им в лапы «.
Мужчина замолчал. Стараясь не пропустить ни слова, я изогнулся так, что у меня заныла спина. Потом до меня донеслось чиркание спичкой, потрескивание прикуриваемой сигареты, длинная затяжка, выдох струи дыма. Мне вдруг захотелось не только выслушать окончание истории, удобно расположившись в теплом купе, но и стрельнуть у рассказчика сигарету.
— Ну мы и побежали. Боже мой, как мы бежали! Но, впрочем, куда побежишь ночью? Ведь враг может быть где угодно. Особенно, когда совершенно не знаешь окружающей местности. Мы находились где-то около Гмюнда, возле границы. Стояла кромешная тьма, а мы были до смерти перепуганы. Бежали, падали и снова бежали. Ну и ночь! Наконец, слава тебе Господи, забрезжил рассвет. Вокруг стояла удивительная тишина. Мы то и дело останавливались и прислушивались в надежде услышать грохот пушек или звуки перестрелки, но тщетно. День был прекрасный. Какая-то плачущая крестьянка указала нам путь на юг к Вене. Она причитала: « Что делать? Они убьют нас. Они придут и всех нас перебьют! « К тому времени мы уже побросали казавшиеся нам слишком тяжелыми ружья и вещмешки. Русские были прямо позади нас, так стоило ли тащить на себе лишнюю тяжесть? Но к середине дня мы об этом горько пожалели, поскольку чертовски проголодались, а у нас не было ни крошки еды! Не забывай, что в те дни с пропитанием вообще было очень трудно. Я разве тебе этого еще не говорил? Почти все продукты направлялась в войска, поэтому, когда у нас кончились припасы, мы не могли просто подойти к любой двери и попросить у незнакомых людей хлеба или картошки. Их просто не было! Не было! Вся страна голодала. Русские приближались, американцы приближались, все приближались. А мы тем временем голодали.
А теперь я расскажу тебе самую невероятную часть истории. Должен тебе сказать, наиболее отчетливо из всех событий сорокалетней давности мне запомнился именно этот случай. Сам не знаю почему. Может быть потому, что все это столь странно и почти неправдоподобно.
Мы бежали уже двадцать часов кряду, и за все это время ни у кого из нас и маковой росинки во рту не было. Когда зашло солнце, мы снова улеглись спать в лесу. Сам, наверное, знаешь, какие темные ночи в Вальдвиртеле, да? Но нам все равно надо было где-то переночевать, поэтому мы зашли поглубже в лес и улеглись спать в темноте и в холоде. И снова это была одна из самых ужасных и ночей в моей жизни. Мы просыпались от любого шороха. Один парнишка всю ночь проплакал. А потом рано, рано утром в первый раз за все это время мы услышали где-то вдалеке грохот больших орудий и теперь-то уж точно знали, что он приближается. И мы втроем сидели спина к спине в темной чаще леса, ожидая первых лучей света, любого света, чтобы бежать дальше, к Вене.
И вот, представляешь, когда рассвело и наша троица шла уже, наверное, часа два, нам встретилось самое настоящее чудо. Эту картину я и сейчас вижу до малейших подробностей, точно так же, как и сорок лет назад. На большой дороге неподалеку от Эггенбурга мы наткнулись на дом, на ферму, где было полно жратвы. Там в Но l — дворе — стояли целые грузовики хлеба, двери Scheune — амбара — были открыты, и он тоже был полон хлеба. Даже передать тебе не могу, какие чувства мы испытали, увидев такое. Хлеб был повсюду. Мы учуяли его запах еще с дороги, представляешь, Маркус? Целый дом, полный хлеба! А у нас от голода кишки свело. Мы переглянулись и решили, что это проделки Господа. Или дьявола. Такое было попросту невозможно — жизнь не бывает так благосклонна. Мы и думать забыли о русских и бросились вперед, как дикари. Ты в жизни не видел столько хлеба. И для кого только его приготовили? Мой приятель Тило подбежал к грузовику и забрался в кузов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97