Я ошибся. Плевым это дело оказалось лишь для сотен разных людей и компаний, которые только и делали, что ставили нам палки в колеса. Мы, конечно, не вчера родились и довольно неплохо представляли себе возможные задержки выплат, необходимость взяток и разнообразные виды жульничества, связанные со строительством за рубежом, но уже очень скоро мне стало казаться, что все алчущие легкой наживы мерзавцы Европы и Среднего Востока сгрудились вокруг нашего проекта и пытаются вытянуть из него как можно больше, пока не налетела полиция и не отправила их всех в тюрьму, за вымогательство. Ни один из них, похоже, не испытывал, и во всяком случае не выказывал ни малейшего стыда, даже заламывая раз в пятнадцать больше нормальной цены за стройматериалы или рабочую силу. Наконец Бронз Сидни не выдержала и сделала приблизительный подсчет стоимости квадратного фута здания при этих новых вздутых до невозможности ценах и показала его Папу и мне. При виде результата у нас с ним на лицах мгновенно появилось одно и то же выражение: «За дураков нас принимаешь, да? « На следующий день, в воскресенье, Пап на фуникулере отправился покататься на вершину Шмиттенхехе, а вернулся на вертолете с иглой капельницы в руке и инсультом в голове. Оба эти события произошли на начальном этапе строительства. Так что у нашего кино самое интересное было впереди.
Больше всего хлопот доставляли языковые проблемы и культурные различия. Сарийцы говорили по-арабски, австрийцы — по-немецки, американцы — по-английски. Кое-кто был знаком с каким-нибудь из двух других языков. Очень немногие кое-как изъяснялись на всех трех. Однако большинство рабочих говорили только на родном и отчаивались тем больше, чем сложнее становились проблемы и чем меньше они понимали. Любое здание, как в процессе строительства, так и после его завершения, может служить видимым микрокосмом общества в действии. Поскольку человеку от природы свойственно естественное стремление жить и работать в группах, одной из важнейших своих задач я всегда считал создание зданий, позволяющих людям комфортно и эффективно существовать в группах. Я с самого начала знал, что представителям каждой национальности свойственно держаться вместе и во время работы на строительстве музея, и в свободное время, но вот чего мы совершенно — но не приняли во внимание, так это ксенофобии и расизма, которые, скрываясь в глубокой тени, дожидались подходящего момента, чтобы выскочить и вонзить свои клыки в плоть того, что мы пытались создать.
Основной разновидностью мяса, которое потребляют австрийцы, является свинина. Свинина для них естественна так же, как для арабов — баранина, а для американцев говядина. В первый же вечер по прибытии сарийских рабочих в Целль-ам-Зее им был устроен большой торжественный обед с вином нового урожая и венгскими шницелями из отборной свинины. К несчастью, мусульмане не пьют вина и не едят свинины. Результатом обеда явилось лишь мрачное осознание как одной, так и другой сторонами своей полной несхожести и большое количество съеденного салата. В конце вечера я в первый раз краем уха уловил немецкое слово Tschuschen. Впоследствии я не раз слышал его срывающимся с поджатых в ярости или разочаровании губ. Однажды я спросил Палма, что оно означает.
— Это, Гарри, примерно то же, что ваше американское слово «ниггер».
Сарийцы невзлюбили австрийцев за то, что они едят свинину и что они, неверные, получают музей, по праву принадлежащий Сару. А американцы им не нравились из-за той агрессивной политики, которую Штаты в последние годы проводили на Среднем Востоке.
Австрийцам сарийцы не нравились потому, что они считали их неблагодарными Tschuschen, которым вообще нечего делать в их стране, даже невзирая на то, что благодаря им был затеян колоссальный строительный проект, принесший австрийцам кучу новых рабочих мест. А американцы им не нравились своей чрезмерной самоуверенностью, снисходительностью и нетерпеливостью.
Ну, а чтобы замкнуть этот веселый круг, американцы не любили сарийцев, поскольку те все делали «не так», то есть были, как все арабы, медлительны, добродушны, но не всегда исполнительны, из-за чего строительство продвигалось вперед не так быстро, как хотелось бы. Как привыкли американцы. Австрийцы же были неповоротливыми и брюзгливыми нацистами, которые только и делают, что ворчат, да тянут свое пиво прямо на рабочем месте. Одним словом, дурдом, да и только!
Как-то на выходные мне пришлось отлучиться в Вену для встречи с руководством одной из австрийских строительных компаний. Я пребывал в глубоком унынии и ощущал такую опустошенность, что не хотелось ничего кроме как сидеть в номере и предаваться хандре. Но это плохо помогало поднять настроение, и я решил прогуляться. Забредя в конце концов в Музей истории искусств, я принялся разглядывать картины. Верный себе, я избегал Брейгелей, поскольку именно к ним обычно, оказываясь в этом музее, первым делом стремятся люди. По мне так это то же самое, что и бесконечная очередь желающих взглянуть в Лувре на Мону Лизу.
Живопись всегда очень сильно влияла на мою работу, особенно огромные старинные батальные полотна или работы великих мастеров, на которых, чтобы приветствовать Христа, короля или Папу собирается едва ли не весь мир. Мне нравится представлять, как художник месяцами корпеет над своим холстом десять на десять футов, выписывая лица отдельных персонажей или солдатские мундиры, кровь на лошадиных мордах, взрывающиеся невероятно величественными облаками или светом небеса. Подобные картины как будто дают возможность охватить единым взглядом и всю жизнь и все человечество.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97