на руки
архангела, на фон, на нимб, на лик, наконец. Результат получался один и тот ж
е.
Ц Факир был пьян, и фокус не удался, Ц ехидно подвел итог моей деятельно
сти Сергей Васильевич.
Да, фокус не удался. Но почему? Какая-то вопиющая нелепость. На доске шестн
адцатого века живопись девятнадцатого, и больше ничего нет. Абсурд. Новы
й, свежий, без крокелюров левкас. Самодовольный, плоский, тупой левкас вме
сто яркой живописи. Куда ни сунешься со своим компрессом, всюду натыкаеш
ься на ровную плоскую белизну.
По какому-то наитию, а может, просто со зла и от полного отчаяния я углубил
наискось острый конец скальпеля в белую, ненавистную мне слепую массу и
сильно поддел, подковырнул ее. Кусочек левкаса величиной с трехкопеечну
ю монету отскочил и стрельнул к потолку. Следующее мгновение принадлежи
т к тем, которые, как говорят, человек вспоминает в свой смертный час. Доны
шко образовавшейся выемки горело сочной и ровной киноварью. Иконописец-
обновитель не стал писать по древнему письму, а сначала покрыл его своим
левкасом, снова загрунтовал. Осторожными теперь движениями носика скал
ьпеля я расширил брешь в шестнадцатый век до прямоугольника в несколько
квадратных сантиметров, а потом этот прямоугольник промыл растворител
ем.
Я не знал способа, которым реставраторы удаляют левкас, положенный повер
х живописи. Да и непозволительно было бы мне самому браться за такую икон
у. Я отвез ее в Москву и там отдал в опытные руки реставратора.
Между прочим, новый архангел оказался написанным вверх ногами по отноше
нию к прежнему, основному архангелу. Оно и понятно: положив новый грунт, жи
вописец забыл потом, где у иконы верх, где низ. Скорее всего, он вовсе не зад
умывался над этим.

11

Ну что ж, такова материя этой книги. Когда пишешь про целинные земли (а я пи
сал), то и дело встречаются на страницах «пшеница», «степь», «дрофа», «трак
торист». Когда пишешь книгу о грибах (а я писал), то и дело встречаются на ст
раницах «сыроежки», «рыжик», «опушка», «мухомор».
Сегодня я пишу об иконах. Удивительно ли, что встречаются на страницах «о
клад», «церковь», «Михаил Архангел», «Борис и Глеб». Если речь в книге идет
об иконах, нужно описывать иконы.
Я не специалист, не искусствовед. Мне трудно было бы заниматься сравните
льным анализом новгородской и суздальской живописных школ, или сравнив
ать московские царские письма с письмами северными, или дать развернуту
ю характеристику строгановского письма.
Но поскольку речь в моих записках идет об иконах и приходится постоянно
упоминать тот или иной иконописный сюжет, то, прежде чем написать еще два-
три в меру занятных эпизода из истории моего увлечения, я хочу взять на се
бя смелость сказать по нескольку слов об основных, о наиболее распростра
ненных, наиболее часто встречающихся иконописных сюжетах.
Читатель может пропустить эту главу, если она окажется очень скучной, ка
к, впрочем, и вообще он может отложить, даже выбросить эти записки и взять
что-нибудь более близкое его душе: о строительстве газопровода, о подвиг
ах разведчика, о колхозной МТС. Я и сам не век собираюсь писать об иконах
Ц одну только эту книгу. А там перейду на живой, современный материал. Нап
ишу о директоре совхоза (есть у меня на примете интересный директор), напи
шу большую автобиографическую книгу, напишу исторический роман из врем
ен Василия Третьего, напишу (вслед за своими «грибными» записками) книже
чку о целебных травах…
А пока я буду рассказывать об иконах. Конечно, именно этой главы могло бы с
овсем не быть. Но возможно, иной читатель, твердо знающий, чем «Венера» Джо
рджоне отличается от «Венеры» Тициана, не знает с такой же четкостью, чем
«Владимирская Божья Матерь» отличается от «Боголюбовской Божьей Матер
и». Может быть, читатель, представляющий себе разницу между «Мадонной» Р
афаэля и «Мадонной» Боттичелли, более смутно различает, что такое «Илья
в пустыне», а что такое «Огненное вознесение Ильи», что такое «Успенье», а
что такое «Благовещенье».
Если это так, если действительно не каждый, придя в Третьяковскую галере
ю и Русский музей, умеет, не читая таблички, издалека отличить «Рождество
Богородицы» от «Рождества», или «Введение» от «Сретенья», или «оранту» о
т «одигитрии», то, может быть, и эта глава принесет какую-нибудь простейшу
ю пользу. По-моему, при всех обстоятельствах лучше знать немного больше, ч
ем немного меньше, в особенности если речь идет о родном национальном ис
кусстве, завоевавшем, впрочем, себе великую интернациональную славу.
Необходимо сделать две существенных оговорки. Во-первых, иконописных сю
жетов сотни, сотни и сотни. Все их невозможно не только описать Ц перечис
лить. На иконах изображаются разные эпизоды из Библии, как из Ветхого, так
и Нового Завета, пророки, апостолы, отдельные их деяния, огромное количес
тво святых в разнообразных сочетаниях и комбинациях. Речь может идти тол
ько о наиболее распространенных, о наиболее часто встречающихся сюжета
х.
Во-вторых, сюжет один, но иконы разные. Дело в том, что нет на свете двух оди
наковых икон. Да, существуют каноны, по которым «Вход в Иерусалим» нужно п
исать, изображая ослика, и чтобы на ослике сидел Иисус Христос, и чтобы сто
яли деревья, и была архитектура Иерусалима, и люди бросали бы под ноги осл
ику пальмовые ветви и одежды.
Сюжет четко определен. Но сколько бы мы ни увидели на своем веку «Входов в
Иерусалим», все «Входы» будут отличаться друг от друга, как полотно Нест
ерова отличается от полотна Репина и как полотно Врубеля отличается от п
олотна Васнецова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62