Не может быть, чтобы кисточкой от руки. Но если не кисточкой, то чем
же?
Рассказывают в Сибири, будто черт однажды решил освоить все человечески
е профессии. Научился и портняжному, и сапожному, и всякому прочему ремес
лу, и вдруг попал ему в руки валенок. Поразился и посрамился черт Ц не мог
понять, как это сделано, ни шва, ни начала, ни конца.
Однако я заговорил о гончарном круге. Мастер, сам смуглый, как троянская г
лина (значит, подчеркнута седина волос), на моих глазах взял бесформенный
ком хорошо перемешанной глины и шлепнул его на гончарный круг, который, и
правда, есть не что иное, как круг, деревянный, ровный, так примерно полмет
ра в поперечнике. Круг начал быстро вращаться, и ком глины тоже. Так они вр
ащались бы хоть час, хоть день, но мастер приставил к глине свои длинные, к
ак у хорошего музыканта, чуткие, как у опытного хирурга, свои мудрые челов
еческие пальцы, и ком глины от мгновения к мгновению начал преображаться
. Он то вытягивался кверху, то раздавался в стороны, сделался полым, и стен
ки его все утоньшались и утоньшались.
Задуман был кувшин. Но я насчитал по крайней мере десять промежуточных ф
орм. Может быть, мастер для нас, для зрителей, блеснул своими руками. На каж
дой промежуточной форме мастер мог остановить свой круг, и вот текучая ф
орма застыла бы и закостенела бы на века уж не в виде кувшина, как было зад
умано, а либо в виде горшка, либо в виде узкогорлой вазы, либо в виде древне
греческой амфоры, либо в виде самого экстравагантного модернистского с
осуда. Все зависело от мастера, от его воли, от его рук. Но ком глины, побывав
в древних амфорах, в обыкновенных крестьянских горшках, в узкогорлых ва
зах, в модернистских сосудах, в конце концов начал приобретать очертания
кувшина, как и было задумано мастером.
Текучесть формы заворожила, околдовала меня. Я понял, что, конечно, есть дл
я гончара вполне установившиеся формы, но все же есть оттенки, когда лини
я едва-едва меняет изгиб, а изделие сразу звучит иначе, приобретает изыск
анность вместо туповатой тяжести, благородство Ц ранг искусства. Я поня
л, что вдохновение при беспрерывной текучести формы также нужно гончару
, как любому другому творцу, включая поэта. Я понял также (лишний раз), что и
поэт может лепить туповатой тяжести вполне стандартные, вполне бездушн
ые горшки, хотя бы они и назывались стихотворениями. Я понял, наконец (хотя
зная об этом еще в 5-м классе средней школы), что гончарный круг Ц величайш
ее изобретение человека и (об этом уж не было в пятом классе) что любое тво
рчество, если бы даже захотели сотворить новую планету или новую солнечн
ую систему, Ц есть гончарный, круг.
С разрисовкой троянской керамики произошел парадокс. Я представляю, как
сделать Венеру Милосскую, но не способен сделать ее; я не представлял, как
расписывается троянская керамика, а оказалось, что достаточно, хотя бы и
мне, трехмесячных производственных курсов. Правда, творческий элемент в
озможен и тут. Что же касается текучести формы, то здесь буквально все теч
ет и нужно успеть сообразиться. Не знаю, сумею ли рассказать по порядку и в
нятно.
Чашку ставят на маленький круг, который будет вращаться наподобие гонча
рного, но медленно. Перед мастерицей расположен набор жидких красок, все
они в небольших резиновых аптекарских грушах. До недавних пор вместо рез
иновых груш применяли рог буйвола. Отпиливали острый кончик, вставляли у
зкую трубочку (соломинку), по которой из рога вытекала краска.
К медленно вращающейся чашке (или вазе) подставляют кончик резиновой гру
ши. На чашке возникает обильный жидкий красочный ободок. Повыше его или п
ониже ложатся один за другим новые разноцветные ободки по мере того, как
мастерица подставляет к чашке новые и новые груши с красками.
Потом на верхний ободок наносят тяжелые, из густой краски, равномерные к
апли. Капли стекают вниз и стаскивают, сволакивают ранее нанесенные живо
писные ободки, получаются живописные рясы, вилюлины, зигзаги. Соломинкой
мастерица в некоторых местах поднимает ползущие вниз ободки обратно кв
ерху. Причудливость достигает границ. Когда все высохнет и закалится в п
ечке, нельзя вообразить, что все было так просто и затратили на все каких-
нибудь пять Ц десять минут.
Между прочим, троянская керамика широко экспортируется из Болгарии в за
падные страны. Особенно ее любят почему-то в Англии.
Глина мягка и податлива, мни и делай, что хочешь. Зато, наверно, легче ошиби
ться. Чуть тронул Ц и уже не то. Или, напротив, чуть тронул, и вот уже легкос
ть, недоступная посредственному ремесленнику.
Впрочем, дело не в материале. Можно создавать бездарные тупые вещи из вос
ка и великолепные, нежные, тонкие вещи из обыкновенного черного неуклюже
го железа. Допустим, знаменитая решетка Летнего сада.
В Болгарии с давних пор существует искусство, которое так и называется «
кованое железо». Я не знаю материала, в котором изящество и легкость могл
и бы так удачно сочетаться с эдакой средневековой, рыцарской, замковой, о
дним словом, железной суровостью.
Главный секрет в том, что поверхность железа делают неровной. Вся она в ме
лких вмятинах (как если бы по воску постучали маленьким закругленным мол
оточком). Железо сразу теряет свою железную неотесанность, но дальше все
зависит от характера изделия и от мастерства.
Одна из комнат на даче у поэта Младлена Исаева оформлена изделиями из ко
ваного железа. Делал мастер из города Самокова.
Люстры, торшеры, подсвечники, пепельницы, дверные ручки, дверные навески
Ц все в одном стиле и, конечно, производит, как говорится, неизгладимое вп
ечатление.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41