Одно следует за другим. Так что если ты покрасишься…
– Несимпатичная твоя магия, – уныло сообщил Костя. – Север, что мне делать? Я несчастный, умученный человек.
– Полетаев! Кому ты жалуешься?! Ты ЭТО видел?! – и Шеверинский ткнул пальцем в свое белокурое проклятие.
Солнце скорбно опустил лицо долу.
– Север, – пафосно сказал он, – давай выпьем.
Тот, не говоря лишнего, налил. Звезда Терры начинала путь к вечеру и светила в спину ему: в тени загорелое лицо Шеверинского казалось еще темнее, только блестели белки глаз и зубы в улыбке. Блеснул хрусталь, и поднявший его провозгласил:
– За то, чтобы эти сволочи действовали нам на нервы как можно дольше!

Синий Птиц иронически дернул углом рта. Таисия, облокотившись на стол, щурилась и улыбалась самым домашним, ласковым образом. Все энергетики в спокойной обстановке кажутся исключительно безобидными людьми… Димочка думал, что несмотря на все протесты Алентипалны, Иван Михалыч распорядился вести в РС тот армейский психотренинг, после которого убийство становится рассудочно-волевым действием и не влечет за собой особых переживаний и угрызений совести. Бабушка опечалилась, но отступилась: она понимала, насколько далеко положение дел от всеобщей любви, и какая сила – райские птицы.
Тогда Батя тоже сделал уступку. Без просьб, просто в ответ. Для ее душевного спокойствия.
Не нападение.
Только поддержание мира.
Насколько Птиц понял, девица Вольф страстно мечтала пойти по стопам матушки и записаться в Джеймсон, но местра Вольф-старшая встала стеной. Марлен рассказывала это Северу, думая, что Димочка спит с открытыми глазами, но он не упускал ни слова из застольных бесед.
– Она не хотела, чтобы я общалась с нуктами, – жаловалась девица, – она говорила, что я стану на них похожа!
«Вот отчего у Севера не клеилось с нашими девками, – лениво думал Димочка. – Он туповатых любит». С его птичьей ветки ясней ясного виделось, что покойница не от драконов спасала дочку, тем более, что болтать с ними та все равно научилась отлично.
В Джеймсоне готовят профессиональных солдат. Таких, у кого тверда не только рука, но и мысли.
Спокойных.
Отбор есть отбор, и наверняка среди экстрим-операторш много слабых амортизаторов…
Таисия улыбалась.
Синий Птиц помнил, что в рукопашной ее любимый удар – пальцами в глаза. Скорость у хорошего энергетика такова, что мало кто из нормальных, пусть даже натренированных людей сумеет поставить блок. «Не настолько банально, как в пах, – рассуждала Чигракова. – И женственно!»
У выпускниц Первого корпуса оригинальные понятия о женственности.
А вторая тройняшка, Настя, сейчас летит сюда. Шеверинский сказал, что они встречали ее на Диком Порту, в клубе «Серебряный блюз». Димочка не вспомнил. Он вообще не помнил Дикого Порта. Север, услышав об этом, долго смотрел странным взглядом, но ничего не сказал. Анастис отработала роль визитной карточки местера Люнеманна, знаменитого пиратского короля, и теперь сопровождает Больших «Б».
А третья тройняшка, Ксеня, во временной спайке с Ручьем и Клестом на Древней Земле ворочает такие дела, что только держись. Об Аксенис меньше всего слышно, и появляется она редко. Последний раз Птиц ее видел, когда… да, именно.
…В Райском Саду.
– Мало быть сверхполноценником, – сказал он тогда. – Надо еще что-то из себя представлять.
Алентипална вздохнула.
Уютно пощелкивали спицы. Задумчиво, колыбельно журчал малыш-водопад, струйка воды с детское запястье. Падал в каменную чашу, украшенную резьбой. Бабушка сидела на каменной скамье возле чаши, на старом детском одеяльце, сложенном вчетверо. Вязала. Дима смотрел и не мог понять, то ли она просто вяжет, то ли поет так.
Это Алентипална начала звать их райскими птичками. А о себе говорила: «Я птица-страус. Как пну – мало не покажется». Видя ее, трудно поверить, что на самом деле это еще мягко сказано. Кто-кто, а Синий Птиц знал, какое счастье можно спеть человеку спроста, мимоходом, по случайному раздражению.
Чуть одаль, на мощеной белым камнем дорожке, стояла Ратна-Жемчуг – миниатюрная, прямая, строгая, в неизменном черном платье до пола, похожая на шахматную фигуру. Блестящие темные волосы обрамляли узкое лицо, как вороньи крылья. Талия Ратны даже для ее невысокого роста казалась несоразмерно тонкой, точно директриса была вовсе не человек, а лаэкно какая-нибудь.
Директриса считала, что между нею и куратором Райского Сада имело место некое соперничество, которое она, Данг-Сети, проиграла. Свой проигрыш Жемчуг при каждом удобном случае подчеркивала, отчего Бабушка, не разделявшая ее представлений, очень нервничала. Алентипална полагала, что своим положением обязана не себе, а тем мужчинам, за чьими спинами ей так спокойно. Она старалась быть с Данг как можно вежливей, и только злила ее этим.
– Кем ты хочешь быть? – спросила Бабушка.
– Не знаю. – Птиц смотрел, как течет вода: падает сверху, серебряными пузырьками тревожит темное зеркало чаши, успокаивается, уходит дальше по желобу.
В эту самую чашу крайне удобно макать чью-нибудь дурную голову. Но когда рядом Алентипална, все чародейство Райского Сада выбирается из щелей, где пряталось от малолетнего хулиганья. Давным-давно сели за проекты великие архитекторы, ландшафтные дизайнеры и художники, а молодая Бабушка украдкой спела им творческую удачу. Сложной и необыденной была цель – не украшение создать, не дворец, а место, где больной, психически нестабильный ребенок вырастет здоровым и веселым…
– Я смогу все, за что возьмусь, – сказал Васильев. – Но только потому, что я корректор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166