— Я тебе точно говорю! Не меньше двух зажмурил! Одного так прямо у порога Папиного дома. А ты чего, не знал? — насторожился осведомитель, прикидывая, какой куш можно сорвать со следака за тех двух жмуриков.— Да знал, конечно. Только думал, кто другой, не Иванов.— Нет, не другой. Иванов. Он в Папу мертво вцепился, как оперативный кобель...Вернувшись в кабинет, Старков отсмотрел сводки происшествий за последние две недели. Никаких убийств с использованием огнестрельного оружия он не обнаружил. Получается, врал сексот? Или они своих покойников по-тихому закапывают? А если закапывают, то, значит, не хотят привлекать к себе внимания. Почему?Старков еще раз внимательно прочел сводки, выделив из более мелких происшествий стрельбу в туалете ресторана «Вечерний». Странное какое-то происшествие. Не грабеж, не убийство...Старков позвонил в ближайшее к месту происшествия отделение милиции.— Что сказал? — переспросил ведший расследование инцидента следователь. — Ничего не сказал. Ничего не видел, ничего не слышал, никого не подозревает. В общем, сел на унитаз, задумался, а когда хотел уходить, заметил в ноге дырку.— Может, с ним еще раз переговорить?— Без толку. Ничего он не скажет. Не по чину ему правду ментам докладывать.— Бывший зек?— Рецидивист. Три ходки. Ныне один из подручных Королькова.— Королькова?— Ну.— Точно Королькова?— Точно...Зачит, не ошибался сексот. Значит, действительно Иванов вцепился в Королькова по кличке Папа. И если организовать за тем наблюдение, то есть шанс отыскать возле него Иванова. Небольшой шанс, но шанс, которого раньше не было! Глава 40 — Может, все-таки передумаешь? — в последнее мгновенье проникновенно спросил начальник следственного изолятора. — А то у нас тут не профилакторий. Здоровья не прибудет. По-человечески советую.Капитан Борец недобро ухмыльнулся. По поводу фразы о человечности.— Зря! — сожалеюще вздохнул начальник сизо. — Очень зря! Все, Кравчук. Можешь забирать его.Надзиратель прошел в кабинет и встал за спиной капитана.— Встать! Капитан встал.— Шагай давай! — подтолкнул капитана в спину, в сторону двери. — Ну, шевелись!Капитан обернулся и посмотрел на надзирателя. Так, что тот отступил на шаг.— Я говорю, идти надо, — совсем другим тоном сказал он. — Направо. Теперь налево. Прямо. Лицом к стене.Загремел засов. В коридор дохнуло жарким, спертым воздухом.— Заходи!Капитан шагнул в камеру. И услышал, как за спиной со скрежетом захлопнулась тяжелая металлическая дверь, отсекая его от той, прошлой жизни.— Ну что, заходи, мил человек, — сказал приторно добрый голос. — Кем будешь?Капитан не ответил, прошел в глубь камеры и громко спросил:— Где мое место?— У параши, — ехидно хохотнул кто-то.Другой ткнул в плечо и показал на пол под нарами.— Можно там. Под нарами кто-то зашевелился и высунул голову.— Занято тут.Капитан быстро осмотрелся, нагнулся к первому ярусу коек, сбросил с них чьи-то вольготно развалившиеся ноги и сел.— Чего это он? — удивленно спросили сзади.— Никак борзый? Слышь, Носатый, здесь борзый явился.Камера зашевелилась, с нар свесились головы, из-под нар проглянули любопытствующие глаза.Перед капитаном встал Носатый.— Ну ты чего? — спросил он. — Правил наших не знаешь? Не знаешь — спроси. Тебе люди добрые скажут.— Новеньким место под нарами, — быстро подсказали в толпе, обступившей Носатого.— Ну вот...— Я сквозняков боюсь, — объяснил капитан и отвернулся, не желая продолжать разговор.Камера замерла. В предощущении крупного скандала. Носатый махнул головой. Несколько стоящих подле него парней сорвались с места, подскочили к капитану.— А ну, сойди с места! — с угрозой сказали они. Потянулись, ухватились за плечи и локти.— Руки! — резко сказал капитан.— Что?!— Руки! Я сказал!— Да его, похоже, учить надо! — удивился кто-то и ударил капитана кулаком в лицо.Тот мгновенно отклонился, перехватил руку и, до хруста вывернув ее, отбросил от себя.— А-а! — заорал нападавший, качая и щупая травмированную руку. — Чуть не сломал. Гад!Его приятели в едином порыве обрушились на обидчика, но все и разом достать его не смогли. Мешал нависающий сверху второй ярус нар. Капитан несколько раз точно и расчетливо ударил ногами в лодыжки и коленные суставы наступающих врагов. Те, взвыв, отпрыгнули, но тут же снова набросились на капитана. Несколько нападающих с двух сторон, не обращая внимания на удары, упали на ноги, ухватили их, прижали к себе и потащили капитана вниз, на пол. Другие, используя момент, били обездвиженную жертву по корпусу и лицу.Возле двери камеры стоял надзиратель и, приблизив ухо к глазку, слушал, что там, внутри, происходит. Слушал, но ничего не слышал.На полу нападавшие, усевшись на ноги и грудь, стали сильно и методично бить поверженное тело. Теперь они были уверены в успехе, потому что даже лев бессилен перед стаей шакалов. И еще потому, что они не раз применяли этот, беспроигрышный, все против одного, прием. И всегда выигрывали.— Врежь ему! Как следует врежь!Нападавшие торжествовали победу в форме бесконечных, по уже не сопротивляющемуся телу ударов.Но капитан, несмотря на суету возле его тела, был жив. И был в относительном порядке. Его дракой испугать было трудно. Как будто не били его в бесчисленных, без правил спаррингах. И не били на боевых. Более жестоко били, потому что профессионально. А эти... Эти тоже, конечно, бьют, очень больно бьют, но не убивают, потому что не умеют. И потому что их слишком много для нормальной драки. Они даже подступиться не могут, сами себе мешая.Ничего. Представится момент. Рано или поздно представится. В бою главное — дождаться своего мгновения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132