Но на это Рязанов не пошел. А на меньшем генсек не мог примириться…»
Если Бухарин и Рыков пали жертвой своей «платформы», от которой они, правда, дважды и трижды отказывались, то Рязанов пал жертвой личной опрятности. Старый революционер сказал: «Служить молча, стиснув зубы, готов. Восторженным холуем быть не могу».
В «Правде» от 12 марта 1930 г. была помещена заметка «Маркс о Каутском» за подписью «Институт Маркса-Энгельса». В комментариях к приведенному письму говорилось: «Подлинник этого письма был передан известной меньшевичкой Лидией Цедербаум-Дан еще в 1925 году. Это письмо Рязанов тщательно скрывал».
Авторы заметки явно пытались бросить тень на Д.Б.Рязанова, хотя прекрасно знали, что Рязанов мог получать из рук противников драгоценные документы только потому, что «соблюдал чрезвычайную осторожность и корректность во всех сделках такого рода».

14. Воронский и Бухарин

Когда я учился в Плехановском институте, разовые лекции по историческому материализму читал у нас Н.И. Бухарин. Читал он блестяще и, несмотря на то, что среди студентов было много внутрипартийных противников Бухарина, несмотря на известное нам критическое отношение В.И. Ленина к книге Николая Ивановича «Исторический материализм», – на лекции Бухарина набиралось столько студентов, что пройти в аудиторию было почти невозможно. Бухарину приходилось идти на трибуну, перешагивая через сидящих на полу студентов. Запомнился полукомический случай, когда пробираясь таким образом на трибуну, Бухарин увидел, как один из студентов сплюнул в сторону, и плевок этот попал на сапог лектора. В этот день мы не слышали лекции об историческом материализме: Николай Иванович прочел нам импровизированную лекцию о культуре и цивилизации.
Позже, когда на квартире И.Т. Смилги я встречался с А.К. Воронским, он много рассказывал о Бухарине. В частности, рассказал такой случай.
В.И. Ленин, как сказано выше, с большими оговорками считал марксистской книгу Н.И.Бухарина «Исторический материализм» и решил выступить с критикой ее в журнале «Красная новь», который редактировал Воронский. Редактору и позвонил Ленин, и между ними состоялся такой разговор:
– Вы, Александр Константинович, читали новую книгу Николая Ивановича «Исторический материализм»?
– Нет, Владимир Ильич, не читал.
– В книге много ошибок, и я хотел бы в вашем журнале поместить критическую статью о ней. Как вы на это смотрите?
– Я не могу поместить вашу статью.
– Почему же, если не секрет?
– Владимир Ильич, вы знаете, что Николай Иванович – мой друг. Ваша статья может сильно повредить ему, так как вы теперь стали иконой.
– Как, как вы сказали? – переспросил Ленин.
– Да, да, Владимир Ильич, вы стали иконой. Вы – икона, и на вас молятся. Ваша статья станет сигналом для проработки Николая Ивановича…
– Икона говорите? Ха-ха-ха! Так, значит. Ну, а если не я, а Иван Иванович Степанов напишет такую статью в ваш журнал?
– Все равно, Владимир Ильич, никакой и ничьей статьи против Бухарина я в моем журнале не помещу.
Воронский рассказывал об этом разговоре к случаю, подчеркивая, какие нравы были при Ленине, каков был тогда стиль руководства. Кто из редакторов журналов посмел бы при аналогичной ситуации так ответить Сталину и спрашивал ли бы последний у редактора разрешения на напечатание своей статьи?

15. И. Т. Смилга

Летом 1926 года, во время каникул, МК партии направил меня в Орехово-Зуево – прочитать ряд лекций по политической экономии на курсах секретарей укомов. Поехало нас трое – я, Митин, читавший философию, и Горюнов. Срок курсов – два месяца. Время было летнее, и мы сочетали чтение лекций с отдыхом – купались, загорали, катались на лодках. Разумеется, я близко познакомился со всеми членами нашей группы. Митин, как это легко было заметить и тогда, был человек самых заурядных способностей, ограниченный, без всякого проблеска творческой мысли. В сочетании с тем единственным, чем он отличался, – усидчивостью, эти его качества, видимо, и сделали его «ведущим философом» страны.
Осенью, вернувшись в институт, мы узнали о разногласиях в Политбюро и о создании оппозиционного блока троцкистов и зиновьевцев. К этому блоку примкнул и недавно ставший директором нашего института Ивар Тенисович Смилга.
Мои отношения с И.Т. Смилгой связаны с целой полосой моей партийно-политической жизни. Этот во всех отношениях замечательный человек оказал на меня большое влияние, и я считаю необходимым рассказать о нем подробнее, чем о других.
Как сказано выше, во второй половине 1926 года И.Т. Смилга, оставаясь заместителем председателя Госплана СССР, был назначен одновременно директором нашего института и взял на себя чтение курса лекций по экономической политике Советской власти.
Наше организационно-хозяйственное отделение, готовившее плановиков, просило И.Т. взять на себя руководство семинаром по экономической политике. Переговоры об этом вел с И.Т.Смилгой я как член президиума отделения.
Начало этих переговоров по времени совпало с чтением членами нашей партячейки протоколов июльского пленума ЦК 1926 года. В числе студентов, участвовавших в этих чтениях, были и те, кто ранее состоял в троцкистской или зиновьевской оппозиции. Ознакомившись с протоколами мы уяснили для себя суть разногласий: по китайскому вопросу (об отношении к Гоминдану); об отношении к англо-русскому профсоюзному комитету (в связи с предательством генсовета английских профсоюзов); о политике РКП(б) в области индустриализации; о политике РКП(б) в деревне; о строительстве социализма в одной стране; о внутрипартийной демократии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94