Ранчо шерифа Аллана находилось в нескольких километрах к востоку от северной оконечности хребта Сьерра-Мадре, тянущегося к югу вдоль западного побережья Мексики. Восточную границу Мексиканской возвышенности, на которой они находились образовала Рио-Браво-дель-Норте[48a]. Примерно на полпути между северной оконечностью Сьерра-Мадре и рекой Гранде находятся два озера: Гусман, в которое впадает Рио-Касас-Грандес и Санта Мария, с впадающей туда рекой того же названия. Томек прикинул, что они находятся в горах, расположенных в развилке рек Касас-Грандес и Санта Мария. По прямой на юг за притоком Рио-Браво рекой Кончос, тянулась безлюдная, песчаная низменность, называемая пустыней Больсон-де-Мапими, где еще в 1598 году испанцы добывали золото и серебро в найденных ими россыпях.
Определив, таким образом, свое местонахождение, Томек почувствовал себя куда веселее. И все же он сознавал, что в этом естественном лабиринте каньонов и ущелий нелегко самому найти дорогу к головокружительной крутой, высеченной в скалах тропинке.
Индейцы не спешили продолжать путь; они отдыхали, покуривая короткие, глиняные трубки. И только после заката Черная Молния дал приказ двигаться дальше. Идти по этим скалам при тусклом свете мерцающих звезд было еще труднее, чем днем. Томек еле поспевал за вождем, уже не стараясь запомнить дорогу — это сейчас было невозможно.
Почти через два часа изнурительного пути они достигли крутого горного склона. На дне глубокого, широкого каньона находилось убежище Черной Молнии. Просушенные на солнце и промытые дождями шкуры, покрывающие шатры, стали почти прозрачными и напоминали стенки цветных лампионов, внутри которых играет пламя. Благодаря этому можно было определить размеры и расположение селения. Типи образовали не то три, не то четыре концентрических окружности. В самом центре стоял большой шатер, где собирался совет старейшин племени и где, как потом узнал Томек, жил вождь Черная Молния.
На дно каньона пришлось спускаться узкой тропинкой, высеченной в каменной стене. Идти по ней можно было только гуськом, по одному, что в случае нападения давало большое преимущество защитникам селения.
Как только спустились, Черная Молния тут же повел Томека к шатру, стоявшему в центре.
Томек вошел в типи совета старейшин. Здесь Черная Молния усадил его на медвежьи шкуры, устилавшие пол помещения. Юноша сел возле горящего посредине костра, осмотрелся и побледнел, увидев среди скальпов, висевших на треножнике, несколько прядей длинных, светлых волос. Женские скальпы служили прискорбным доказательством, что воины Черной Молнии нападали на поселения белых колонистов.
Различное оружие, висящее в одном из углов типи, явно было трофейным.
Размышления Томека прервали резкие звуки свистков. По всей вероятности, это были сигналы, созывающие старейшин племени на совет. И действительно, вскоре обширный шатер стал заполняться полунагими индейцами, украшенными орлиными перьями и ожерельями из клыков диких животных.
Томек широко раскрытыми глазами оглядывал медно-красных индейцев. Входили только молодые или средних лет воины. Единственным старцем был шаман в головном уборе из орлиных перьев и бизоньих рогов. У большинства членов совета были жезлы и костяные свистки — знаки различия младших вождей. Лица и тела индейцев были окрашены в ярко-красный цвет.
Сразу можно было заметить разницу между воинами Черной Молнии и индейцами, живущими в резервациях. Если последние вели убогий образ жизни, отражающийся прежде всего на внешнем виде, то это мятежное племя сохранило все черты былых воинов, вызывающих у молодого европейца внутренний трепет. Ни в лицах, ни в поведении их не было и тени унизительных признаков подневольной жизни.
Томек серьезно смотрел на исполненные достоинства, дикие лица воинов, которые ни малейшим движением или звуком не выдавали удивления при виде бледнолицего юноши в шатре совета старейшин. Один за другим индейцы занимали места вокруг пылающего очага; Томек считал их про себя. Когда вошел одиннадцатый воин, Черная Молния занял место справа от белого гостя.
Полным достоинства движением вождь снял с треноги мешок с калюметом. Набил табаком трубку, прикурил от уголька из костра, несколько раз затянулся, выпуская дым на четыре стороны света, и передал калюмет соседу. Наконец трубка вернулась к Черной Молнии. Дрожа от нетерпения, Томек ждал, что будет дальше. Черная Молния спрятал калюмет в мешок, повесил его на место и только потом сказал.
— Мои братья, наверно, удивлены, что среди нас бледнолицый, и что его скальп еще не украшает моего типи.
— Закон говорит: каждая бледнолицая собака, которая появится в нашем каньоне, должна погибнуть у столба пыток, — решительно и подчеркивая каждое слово, сказал молодой индеец с костяным жезлом.
— Палящий Луч сказал правду, — подтвердил Черная Молния. — Но этот бледнолицый — мой брат Нах'тах ни йез'зи, которому я поклялся в вечной дружбе. Благодаря ему напрасным оказалось вероломство Многогривого.
— Угх! Под белой кожей Нах'тах ни йез'зи бьется красное сердце друга краснокожих воинов, — сказал шаман по имени Победитель Гризли. — Индеец платит дружбой за дружбу и смертью за смерть. Таков закон наших предков! Я сказал!
— Нах'тах ни йез'зи курил трубку мира со старейшинами апачей и навахов, — пояснил Черная Молния. — Молодой брат оказал мне большую услугу и получил за это право носить пять орлиных перьев. Нах'тах ни йез'зи вступил на тропу войны; он просит у меня помощи против своих врагов. Враги наших друзей — наши враги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78