Перед отправлением в экспедицию он несколько месяцев занимался новогвинейскими языками и знал, что папуасские племена, даже живущие в соседних деревнях часто говорят на совершенно разных языках. Кроме того, в голландской части острова некоторые туземцы пользуются при общении жаргоном малайских охотников. Что касается германской и английской частей Новой Гвинеи, то переводчики пользовались там языком англо-пиджин. Это весьма забавный язык, в котором английские слова в своеобразном произношении получили малайское склонение и окончания. Папуасы, например, не могли употреблять личные местоимения, несвойственные их родному языку, не умели запоминать английские фамилии, и в конце каждого предложения обязательно добавляли «ол райт», то есть «хорошо».
Узнав, что молодой человек владеет немного английским, Бентли обрадовался. Он сразу же обратился к папуасу по-английски, на англо-пиджин:
— Канак уже не бой. Ты вернуться домой, твоя деревня!
— Нет, нет! — возразил папуас. — Деревня далеко. Ол райт. Только один белый отец попасть туда, но злой дух влезть ему внутрь и трясти его крепко, крепко. Ол райт. Белый отец умереть, канак остаться сам на великий вода, злой мастер опять поймать канак, если канак не быть бой у добрый мастер. Ол райт. Моя хороший, очень хороший бой, моя уметь варить чай и яйцо. Ол райт. Теперь моя быть бой очень добрый мастер. Добрый мастер спасать канак. Ол райт.
Чтобы доказать свою безграничную благодарность, папуас обнял Вильмовского за колени.
— Вот болтун, проглоти его сто дохлых китов! — вмешался капитан Новицкий. — Вы что-нибудь поняли из этой болтовни? !
— А как же, я немного знаком с англо-пиджин, — ответил Бентли. — Он рассказал мне печальную историю. Служил боем у какого-то миссионера, с которым из глубины острова пришел на побережье. Миссионер заболел малярией и умер, а беднягу поймали работорговцы. Он хочет стать боем у Вильмовского, так как надеется, что это помешает работорговцам снова его поймать. Уверяет, что умеет готовить чай и варить яйца.
— Ничего нет удивительного в том, что миссионер переселился в лучший мир, раз питался только чаем и яйцами. Что же нам делать с этим упрямцем?
— Я слышал, что ново-гвинейские слуги отличаются верностью и преданностью по отношению к своим хозяевам, — сказал Бентли. — Лучше всего передать его властям вместе с остальными освобожденными рабами.
— Можете вы узнать у него к какому племени он принадлежит, — внезапно отозвался Томек.
— Верно, — согласился Вильмовский. — Может мы будем проходить недалеко от его деревушки.
— Он сказал, что его родная деревня где-то очень далеко, — пояснил Бентли. — Я думаю, он не очень хорошо ориентируется в расстояниях. Не в обычае жителей центральных районов Новой Гвинеи совершать далекие путешествия.
— Спроси его, как называется племя, из которого он происходит, — предложил Новицкий.
— Как называть твоя люди? — обратился Бентли к папуасу.
— Моя мафулу, — был ответ.
— Мафулу обитают на возвышенности Пополо, через которую ведет первый этап нашего маршрута, — воскликнул Томек.
— Ты не ошибаешься, парень попал как раз туда, куда надо! Мы можем отвести его в родную деревню, согласился Бентли.
Он немедленно сообщил об этом папуасу, который, вместо ожидаемой радости был явно обеспокоен. Он подошел к Вильмовскому и шепотом предупредил:
— Очень хороший мастер не ходить туда! Там близко, близко за рекой живут таваде. Они очень злой люди. Они каи-каи человек...
— Он говорит о людоедах? — спросил Вильмовский.
— Я думаю, да! — подтвердил Бентли.
— Значит он нас предупреждает об опасности, — заметил Томек.
— Этот парень может нам пригодиться, — сказал Смуга. — Если хочет — пусть идет с нами.
* * *
К утру следующего дня на небе снова появились свинцовые тучи. Порыв сильного юго-восточного ветра надул паруса «Ситы». Весь экипаж яхты был поднят наверх, потому что сильный ветер сносил корабль к мелководному Торресовому проливу, усеянному подводными рифами. Однако на этот раз центр циклона находился несколько южнее «Ситы». Через несколько часов распогодилось и Новицкий мог взять правильный курс. Определив положение «Ситы», он установил, что буря отклонила яхту к западу.
Еще до обеда на горизонте замаячила полоска суши. Это была Новая Гвинея. За узкой полосой низкого берега виднелись темно-зеленые грани мощного горного хребта. Вдали, на фоне ясного неба, выделялся силуэт крупнейшей вершины хребта Оуэн Стэнли — горы Виктории, расположенной к северо-востоку от Порт-Морсби.
Весь экипаж «Ситы» поднялся на палубу, чтобы разглядеть землю таинственного острова, но капитан Новицкий никому не позволил праздно любоваться открывшимися видами. Вход в порт отнюдь не отличался легкостью и" изобиловал многими опасностями. Среди однообразной голубизны чистых морских глубин виднелись желтоватые пятна мелей. Из-под воды здесь и там торчали огромные скалы и вершины коралловых рифов, среди которых часто виднелись акулы, по внешнему виду напоминавшие торпеды.
Берег приближался. Вдоль песчаных коралловых пляжей, обрамленных рощами кокосовых пальм, на пирогах с боковыми поплавками носились туземные рыбаки. На горизонте громоздилась, все яснее выделявшаяся горная цепь, поросшая тропическим лесом.
Салли и Наташа стояли на капитанском мостике, откуда можно было в бинокль превосходно видеть все побережье.
— Капитан! Я вижу деревушку, построенную в море на сваях, — воскликнула Салли. — У берега стоит на якоре оригинальное парусное судно! На палубе судна — бал! Танцуют мужчины и женщины.
— Скажите, капитан, что это за деревушка?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77