Ц Где Злата?
Посол отвел взгляд. Плохой признак.
Ц Мне Григорьев наказал вас не волновать, Ц сказал он и вдруг перешел н
а «ты»: Ц Да только ты так и так изведешься. Не нашли мы ее… Лакея твоего уб
или, труп рядом с тобой лежал, а Златы не было, только шарф ее окровавленны
й подобрали. Ц Теряев помолчал. Ц Боюсь я тебе это говорить, но убили ее,
Петр Евгеньич, вот и Фарид то же говорит, а кому знать, как не ему. У нас здес
ь такие вещи часто случаются, хотя мерзавцев везде полно. Мы искали, все об
ыскали, как только стража городская тебя нашла, так все вокруг обшарили. Н
икто ничего не видел, как обычно, и не знают ничего. А может, знают, да молчат
. Местные боятся… Их понять можно… Ц Посол покивал, будто ставя многоточ
ие в размышлениях о сложной дамасской жизни.
Думать не хотелось и спрашивать дальше не хотелось: слова посла резали с
ердце острее ножа. Но Алимов должен продолжать Ц из-за его вины перед Зла
той, которой сейчас уже нет на белом свете, и смириться с этим невозможно.

Ц Если убили там же, почему не оставили труп? Ц через силу выдавил он.
Ц Вряд ли там же убивали, скорее унесли и уж потом… А шарф оставили. Как мы
визитную карточку подаем. Ц Теряев закашлялся: страшно произносить так
ое.
Ц Дай мне пистолет, Ц тихо попросил Алимов. Ц Застрелюсь, и дело с концо
м.
Ц Ошалел? Ц прикрикнул на него посол, его полувиноватое, полуфилософск
ое настроение сменилось яростью. Ц Из ума выжил? О жене, о младшей дочери
не подумал?
Ц Им наследство останется, без меня не пропадут. Не могу я теперь жить. Св
оими руками доченьку в могилу отправил. Ц В горле саднило, слова давалис
ь с трудом… Как Златочка на него смотрела, бедная… Сам! Сам убил! Что стоил
о деньги отдать? Так ведь нет, пошел на принцип. Ц Дай пистолет, Богом тебя
молю.
Ц И не вздумай, Ц отрезал Виктор Александрович. Ц Я за этим прослежу.
Ц Моя воля Ц жить или умирать, Ц прохрипел Алимов.
Ц Не твоя, Петр Евгеньевич, Ц тихо сказал Теряев, Ц на все воля Божья. Ес
ли оставил тебя в живых Ц значит, зачем-то ты Ему еще нужен. Зачем? Не знаю,
у меня ответа нет. А ты стреляться не спеши, поживи да подумай. Ты же сильны
й человек, от испытаний никогда не бегал.
Не бери грех на душу больший, чем тебе положен. Бог мудр, Он рассудит.
Алимов закрыл глаза… Наверное, следовало заплакать, но плакать он пока н
е мог. Может быть, потом…
Сам. Убил.
«Господи, прости. И ты, доченька, прости меня, дурака… Оттуда, с небес, прост
и».
Болело сердце. Так до рассвета и промучился грешный Петр Евгеньевич.
Амир проснулся, как всегда, на рассвете, еще даже муэдзин ближайшей мечет
и не прокричал призыва к намазу Ц утренней молитве. Занавесь на окне чут
ь колыхалась от легкого ветерка, с улицы не доносилось ни единого звука. О
кна комнат выходили в сад, обнесенный каменной стеной в три человеческих
роста, так что даже в самый шумный день в доме было тихо, но в предрассветн
ый час тишина была особенной: чистой, благоухающей и светлой.
Амир накинул темно-синий халат из тончайшего хлопка, сунул ноги в расшит
ые цветным шелком шлепанцы и подошел к окну. Родовое гнездо Бен-Нижадов б
ыло построено давно, когда еще благородные люди в Димашке устраивались в
ольготно, в просторных имениях, а не в домах, подпирающих друг дружку. Это
теперь по улицам не пройти, без того чтобы чья-то открытая дверь не перего
родила проход. Впрочем, Амир и не бывал в таких местах, предпочитал появля
ться там, где пошире и почище.
Внутри дом, согласно арабским традициям, разделен на мужскую и женскую п
оловины, но женщин в семье Бен-Нижадов не было: мать давно умерла, отец вдо
вствовал, а сам Амир до сих пор не женат…
А если подняться на крышу, то вид открывался просто чарующий: весь Димашк
как на ладони и простирается дальше, до горизонта, подсвеченного сейчас
розовым маревом утренней зари. И ни облачка, день будет очень жарким, а в д
оме всегда прохладно. Как невыносимо радостно все это видеть, чувствоват
ь, просто Ц жить!.. Дышать, ходить, прикасаться к дереву оконной рамы, ощуща
ть аромат цветов в саду, слышать журчание воды в фонтанах. Амир автоматич
ески провел пальцами по жуткому длинному шраму от плеча до груди. Чудо Вс
еблагого, истинное чудо, что он жив. Для встречи с гуриями он еще слишком м
олод, даже сыновей не успел родить.
Еще полчаса Ц и над горизонтом покажется краешек солнца Ц пора идти. Ам
ир вышел из спальни и оказался на опоясывающей дом широкой галерее с пал
исандровыми резными перилами. Внизу, во дворе, слуги уже разложили на роз
овых мраморных плитах молитвенный коврик. Отлично. Молодой человек запа
хнул халат и спустился к фонтану, разулся, совершил омовение, посмотрел в
направлении Мекки, дождался гортанного, протяжного призыва муэдзина и в
стал на колени.
…С молитвой снизошел покой, новый день Ц новая надежда. Прежде чем подня
ться с колен, Амир мысленно вознес благодарность Аллаху за то, что сохран
ил ему жизнь и левую руку. Иншалла.
Юноша обулся и вышел в сад. Отец где-то здесь, свою молитву Джибраил Бен-Ни
жад любил совершать в тени кипарисов. И точно, вот он. На скамье сидел уже н
емолодой, но крепкий мужчина, одетый в выходные одежды, несмотря на ранне
е утро: поверх белоснежной абайи
Нижняя рубаха с длинными рукавами, за
крывающая тело от шеи до щиколоток.
из тончайшего хлопка накинута темно-зеленая шелковая стеганая дж
ебба Т
радиционная верхняя одежда на Ближнем Востоке, широкий халат, надеваетс
я поверх абайи.
, богато украшенная вышивкой из алых шнуров, голову покрывала белая
куфия
Традиционный мужской головной убор на Ближнем Востоке, известный в Росс
ии как арафатка.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9 10